– Ты замужем? – спрашивает Волков.

Тут девица испугалась ещё больше, она переводила взгляд с этого мрачного господина на его опасных спутников в доспехе и наконец стала отвечать.

– Нет, добрый господин, я не замужем, но я из приличной семьи, мой папаша человек строгих правил, и мы ходим к причастию каждую неделю, – зачем-то сообщила девица.

– Не замужем, это хорошо, – говорит барон. – Ты мне будешь нужна, пойдём со мной.

– Ох, господин… – Магдалена едва не начала плакать. – Я не по этому делу, я могу постирать вам что-нибудь.

– Глупая, – строго произнес генерал. – Ты нужна знатной даме, у неё нет служанки, а ты получишь талер за ночь и утро.

– Талер? Я нужна даме? – чуть растерянно переспросила молодая женщина.

До этого сегодняшнего недомогания генерала в принципе не тяготила роль прислужника и провожатого маркграфини. Прислуживать первым персонам не стеснялись и самые знатные люди земель, как, например, графы считали за честь быть стременными у курфюрстов и придерживать тем стремя, когда их сеньоры садились в седло, или постельничими и прислуживать в опочивальне, или конюшенными, или виночерпиями. Но всё-таки отводить принцессу к кустам по нужде в пути или помогать ей одеваться или раздеваться должна женщина. Так самой принцессе Оливии было бы удобнее.

– Иди за мной, – говорит генерал и идёт в дом, а так как сама девица не решилась исполнить его волю сразу, так Кляйбер взял её под руку и настойчиво повёл, забрав у неё при этом лампу.

Дом наместника был невелик, и комната для гостей тоже была невелика; маркграфиня сидела в нижней рубахе, и генерал сделал вид, что это для него непривычно и отвернулся, а Кляйбер втолкнул в комнату Магдалену.

– Ваше Высочество, вот набожная дева, что готова вам помогать, пока вы не покинете Цирль.

– О, как это кстати, – обрадовалась принцесса. – И как звать тебя, набожная дева?

– Меня звать Магдалена Кублингер, – отвечала та чуть растерянно.

– Кланяйся, кланяйся, глупая, – сказал ей генерал, – перед тобой маркграфиня Винцлау.

И только тогда девица, едва не роняя корзину с одеждой, присела в низком книксене.

Волков не мог остаться в покоях принцессы; в чужом доме, доме наместника это было не очень прилично, да и не очень осмотрительно. На людях ему нужно было соблюдать полагающуюся дистанцию, и он это делал подчёркнуто и показательно. И теперь он довольствовался простой твёрдой кроватью в каморке, где ещё и Гюнтеру пришлось расположиться. Было ему и душно, и неуютно на досках, и чувствовал он себя нехорошо, а от того, что поспал он вечером, ночью барон спал плохо и мало. А впрочем, и хорошо было, что легли они не вместе. Он подумал о том, что если бы он лёг с Оливией, та непременно захотела бы ласки. И только Господь знал, как бы те ласки сказались на этой его старой-новой хвори.

***

Ещё до зари стали собираться в дорогу; повар наместника Генкеля работал с ночи, и к рассвету им подали завтрак. К хорошим булкам подавали неплохие ветчины и паштеты, жареного, очень жирного гуся со сливами и яблоками. В общем, завтрак был весьма неплох. И этой хорошей еды было много, им в дорогу дали корзину, такую большую, что её потом хватило на обед принцессе и всем офицерам, что были с Волковым. А потом, когда они уже собирались садиться в карету, появилась та самая девица Магдалена; она встала невдалеке, не лезла к господам и не напоминала о себе, просто стояла и ждала, что генерал обратит на неё внимание. И тот её заметил и подозвал жестом, а когда девица подошла, генерал спросил у принцессы: