В нескольких шагах над стеной висит кабинка туалета, в ней кто-то жалобно урчит – вот откуда запах, все льется прямо в воду, а там, внизу, я видел расставленные рыболовные сети. В центре плоской крыши размерами примерно двадцать на десять расположен большой тростниковый навес, обставленный со всех сторон плетеными кадками с живыми деревцами, чьи кроны добавляют прохлады. Под навесом в два яруса спальные места: подвесные койки в воздухе и циновки на полу. Между кадок с растениями зажаты клетки вроде как с куропатками. Дальше за большим навесом, ближе к противоположному краю, что обращен к шумной улице, стоит еще один навес в разы уже, но при этом раза в два длиннее. Он также обставлен деревцами, свисают бананы, в теньке две большие клетки и в каждой по паре сонных капибар, явно не знающих, что скоро их пустят на мясо. Оба навеса не пустуют, но если центральный – это скорее ночлежка, причем не бесплатная, то второй скорее разновидность здешнего уличного кафе, причем с тем, что мне сейчас было нужнее всего: с отличным панорамным видом на сам город и безразличными сонными соседями на лавке, разглядев которых можно скорректировать собственный внешний вид, а послушав их же, узнать, как себя вести так, чтобы ничем не выделяться из общей массы. И все это абсолютно бесплатно. Идеально для не слишком богатого гоблина вроде меня…

– Даром сидеть не дам!

Хриплый предупреждающий рев вполне мог принадлежать простуженному моржу, но издала его невысокая широкоплечая женщина с невероятно проработанными мышцами покрытого шрамами живота, стоящая за небольшой угловой стойкой в торце длинного навеса.

Убедившись, что все мое внимание приковано к ее персоне (темное от загара лицо, максимально коротко остриженные волосы, раз пять сломанный и кое-как вправленный нос, какая-то широкая и мокрая от пота полоска материи поперек сисек и обрезанные из штанов шорты), она стянула с мускулистого плеча мокрую тряпку, шлепнула ею по лысине заснувшего за стойкой оплывшего жирного бугая и повторила:

– Даром сидеть не дам, кампесино! Либо покупаешь выпивку или жратву – либо валишь нахер с моей крыши! Ночевка под навесом – одна монета. Стопка горлодера – одна монета. Миска похлебки…

– Одна монета? – предположил я, на ходу меняя решение и заодно курс.

Сначала я хотел приткнуться где-нибудь среди этого тяжело дышащего стада потных мужиков, дымящих дерьмовым табаком, задумчиво смотрящих вниз на водную улицу и с еще большей задумчивостью попердывающих. Но горячее приветствие мускулистой владелицы безымянной забегаловки заставило меня передумать.

– Вчерашняя похлебка – одна монета, – подтвердила женщина и с влажным шлепком ударила тряпкой второй раз: – Эй, хомбре! Проснись! И вали отсюда! Место занимаешь!

– Так свободно же, – сонно прохрипел подскочивший мужик.

Всего на лавке перед стойкой могло поместиться не меньше троих, но жирный уселся по самому центру.

– Вон клиент идет! И судя по его небритой уверенности, он с деньгами. А ты иди под навесом отдохни – сегодняшний день бесплатно. Только не лезь в койку – порвешь! Твое место на циновке, Пауло…

– Кто там с деньгами? Плевать мне! Пусть сидит в… – сонный бугай развернулся ко мне, заглянул в глаза и… сдвинулся в сторону с проворностью невесомого легкоатлета. – Пойду я под навесом посплю… а то голова тяжелая…

Проход был узковат, и ему пришлось подождать, пока я усядусь на край освобожденной им скамейки, только сейчас поняв, что она сделана природой, а не лапами гоблина – сквозь крышу снизу вылез когда-то корень, понял, что жратвы здесь нет, и ушел опять вниз, по ходу дела достигнув толщины в мое предплечье. Затем уже сверху приколотили несколько досок – и скамья готова.