Не долго думая, огромный зверь встряхнулся. Дрогнула куча, покатились смоквы во все стороны туда, сюда, так далеко, как никогда раньше ни катились…

Отскочил шакал насколько мог дальше. «Очень благодарен тебе, аллигатор, что ты так предупредительно даешь знать о себе, – крикнул он. – Право, мне бы и в голову не пришло! Ты так искусно запрятался под кучею!»

Аллигатор, не помня себя от гнева, пустился за шакалом, но плутишка был уже далеко и он не мог нагнать его.

Успокоившись, аллигатор сказал себе: «Я не потерплю, чтоб этот нахал продолжал безнаказанно смеяться надо мною. Докажу ему, что я хитрее, чем он полагает!» Итак, ранним рано на следующее утро аллигатор потащился насколько мог скоро к норе шакала. Он скоро нашел ее под холмом, осмотрел ее со всех сторон, она оказалась пустая. Тогда он заполз в нее и притаился, выжидая, когда шакал вернется домой. Через некоторое время шакал действительно направился к дому, но, не доходя до него, остановился в недоумении. «Что это такое! – сказал он про себя, – земля утоптана, словно что-то тяжелое прошло по ней, вон и комья валяются по обе стороны норы. Уж не пролез ли туда какой-нибудь зверь? Нет, не войду прежде, чем не разузнаю хорошенько, в чем дело!» И он закричал: «Домик мой домик, славный мой домик? Что не слышу твоего привета? Ты всегда отвечал на мой зов, если все у нас благополучно? Или, может, приключилось что-нибудь!»

«Коли так, лучше отозваться, – подумал аллигатор. – Пусть вообразит, что все в порядке!» И, смягчив свой грубый голос, он отозвался из глубины: «Привет тебе, дорогой хозяин!»

Вздрогнул от ужаса маленький шакал, узнав голос старого аллигатора. «Опять это чудовище здесь! Надо попытаться извести его. Не смогу это сделать – кончится тем, что как-нибудь попадусь ему в зубы, – сказал он себе. И он поспешил ответить как ни в чем не бывало: «Спасибо, домик мой дорогой! Приятно слышать твой милый голосок. Сейчас иду, надо только дровец запасти обед готовить». С этими словами он принялся поспешно стаскивать к норе все сухие ветви и хворостинки, какие только мог собрать. А аллигатор тем временем сидел притаившись и внутренне посмеивался над своею выдумкою. «Надул таки этого маленького урода, – думал он. – Вот он сейчас вбежит сюда и уже на этот раз я не промахнусь!»

Шакал тем временем набрал достаточное количество хвороста, обложил им вход в нору и насколько смог затолкал внутрь, а затем поджег его. Сухие сучья затрещали и запылали ярким пламенем, дым наполнил нору, огненные языки потянулись к аллигатору. Тщетно пытался он спастись, пламя скоро задушило его, а маленький шакал радостно бегал вокруг костра, подпрыгивая и подпевая:

Принесли однажды на царскую кухню несколько рыб. Пока слуги возились, приготовляя остальной обед раджи, все рыбы заснули; лишь одна маленькая рыбка осталась в живых. Одна из прислужниц заметила это, взяла рыбку и пустила ее в сосуд с водою. Скоро после того пришла на кухню молодая рани[1], увидела рыбку и так понравилась она ей, что она приказала оставить ее себе, в виде забавы. У царицы не было детей, и скоро она всеми силами своей души привязалась к рыбке и любила, и холила ее, как ребенка. Весть о затее царицы облетела весь город и народ стал звать счастливую рыбку Маччи-раджа, что значит рыба-царевич. Скоро Маччи-раджа вырос настолько, что уже не помещался в небольшом сосуде; его перевели в более просторный; он вырос и из него – его перевели в большой чан. Наконец, стало ему тесно и в чану: царица приказала тогда вырыть глубокий пруд, обнесенный каменною стеною, и поселила там своего любимца, а два раза на дню сама ходила к нему кормить его вареным рисом.