На пригородной электричке Лиза добралась до Подлесного. В резиновых сапогах, голубом дождевике и с рюкзаком за плечами она почти ничем не отличалась от других дачников, которые косяком повалили на свои освободившиеся из-под снега участки. Весна выдалась ранней. Солнышко припекало, лишь время от времени заслоняемое редкими тучами, которые непременно проливались мелким дождём на землю. Длинноносые грачи деловито копались в полях, изображая из себя агрономов; последние снегири и синички уже перекочевали за городские кварталы, готовясь на всё лето вернуться в лес, утратив яркое зимнее оперение и затерявшись в листве деревьев. Чавкала грязь под ногами, слышно было, как шипит тающий на обочинах снег. Ну разве можно было не улыбаться, наблюдая всё это? И Лиза улыбалась, хотя мысли её продолжали блуждать вокруг нерадостных последних событий. Неужели воры искали книгу Алексея Петровича? Эта мысль пришла ей в голову только сегодня утром, когда слесарь в очках, стянутых на затылке резинкой, внимательно разглядывал её старый замок.

– Вскрыли, говорите?

– Вскрыли, – отвечала она.

– Тут работал либо профи, либо тот, у кого был родной ключ, – заключил слесарь.

Родной ключ имелся только у Андрея. Но Лиза видела его на кладбище в тот день, когда вторглись в её квартиру. Брат с сестрой тоже там были. Алексей Петрович писал, что дети догадывались о существовании клада, да она и сама слышала, как те ругались с отцом по поводу каких-то документов. Искали карту? Она же, дура, сама рассказала Андрею о книге. Неужели… Да нет. Теоретически он, конечно, мог на машине быстренько сгонять до Воронежа, пока она в это время тряслась в поезде. Он же наверняка в курсе всех дел, поскольку сожительствовал с дочерью Алексея Петровича. Но это всё конспирология какая-то. Это она накручивает себя, потому что не в состоянии найти никаких простых объяснений. Нужно искать самые очевидные связи, но ничего более очевидного она придумать не могла.

В таких чувствах и мыслях от вокзала до дачи Алексея Петровича Лиза добиралась почти час. В этой области дачного посёлка дома́ стояли по большей части заброшенные. Это было понятно по их худым крышам, по выбитым стёклам в окнах и по наклонившимся до самой земли заборам. Домик Алексея Петровича на их фоне смотрелся довольно прилично.

Лиза достала компас и сверилась с картой. Идти следовало в сторону леса, начинавшегося метрах в ста от дома. Здесь земля, не раздолбаная машинами, делалась твёрже, так что идти стало полегче. Ещё метров на двести пришлось углубиться в лес. Наконец нужный пункт назначения открылся перед глазами. Это была совсем небольшая полянка, поросшая низкорослым кустарником, усыпанным капельками воды, и с огромным муравейником в человеческий рост, облепившим собой ствол толстенного дуба. Недалеко от дуба Лиза увидела ту самую корягу, которую художник нарисовал отдельно. Копать нужно было прямо возле неё.

Лизе показалось, будто что-то хрустнуло недалеко за её спиной. Она обернулась и прислушалась. Тихо. Только тоненько журчал где-то ручей. Девушка скинула со спины рюкзак, привела складную лопату в рабочее состояние и начала копать. Сердце её возбуждённо колотилось в груди. Копалось легко. Всё-таки чернозём. Её родители всегда вилами выкапывали в сентябре картошку на своём участке.

Лиза углубилась уже на метр, когда лезвие лопаты упёрлось во что-то твёрдое. Она отбросила инструмент и стала расчищать яму руками. Всё же Алексей Петрович не фантазировал, и клад действительно существовал! Это была шкатулка. Деревянная, обёрнутая в тряпку и полиэтиленовую плёнку. Когда Лиза её открыла, то на секунду блики от отражённого бриллиантами солнца ослепили её. Да. Это было именно то, о чём и рассказывал старик: браслеты, кольца, ожерелье, серьги и золотые цепочки. Наверное, это стоило бы немало денег, учитывая не только камни и драгоценный металл, но и саму историю украшений. Разумеется, Лиза ни минуты не думала о том, чтобы всё это продать. Она и себе всё это оставлять не хотела, хотя Алексей Петрович прямым текстом завещал драгоценности ей. Лиза уже думала о том, как передать сокровища их настоящим наследникам, которые наверняка остались где-то там, в Бирме.