Пересек небольшой, но ухоженный двор, поднялся по ступенькам, чуть помедлил в холле, быстро прошел по коридору и замер перед дверью, на которой красовалась табличка: «Завуч: Алик Николаевич Гонорин».
Алик??? Ну конечно же!
Пытаясь унять бешено заколотившееся сердце, испанец глубоко вдохнул и постучал.
– Открыто, входите!
Алик сидел в кресле у большого стола, заваленного бумагами. Он очень, очень изменился за эти два года – сильно похудел, обзавелся недлинной растительностью на лице, раньше вечно разлохмаченное подобие прически сейчас аккуратно приглажено. Костюм остался джинсовым, но куда более строгого покроя, а кроссовки сменились туфлями.
– Здравствуй, Алькано. Вот уж не ждал тебя когда-нибудь еще встретить, – негромко сказал Алик, улыбаясь. – Где ты пропадал все это время?
– Я еще меньше ожидал увидеть тебя здесь! – чуть запинаясь, ответил Гранд. Он чувствовал повисшую в воздухе напряженность, но не понимал ни ее источника, ни причины, и потому, отчаянно улыбнувшись, просто сделал то, что ему самому казалось наиболее естественным и правильным: он шагнул вперед, к Алику, раскинув руки для объятия. Юноша рассчитывал, что приятель встанет ему навстречу, но тот только покачал головой.
– Если ты хочешь меня обнять, тебе придется наклониться, – с грустью в голосе сказал Гонорин. – Встать мне никак не удастся, хотя я был бы не против.
Только сейчас Алькано разглядел, что показавшееся ему несколько громоздким кресло является инвалидным. Вздрогнул, поймал взгляд друга и, сохраняя внешнее спокойствие, наклонился и обнял его.
– Ты бы знал, как я рад тебя видеть!
– Взаимно! Но все же, куда ты пропал два года назад?
Гранд тяжело вздохнул, даже не представляя себе, с чего начать. Алик, видя его смятение, не стал торопить. Отъехал к окну, нажал кнопку – автоматика подняла стекло. Гонорин достал из-под подоконника пепельницу с зажигалкой и пачку сигарет.
– Будешь? – предложил он гостю. Тот покачал головой.
– Я бросил.
– Молодец. А я вот начал…
– Знаешь, давай. Я уже давно бросил, так что заново не подсяду. А так хоть компанию составлю.
Первая затяжка с непривычки обожгла горло, от второй закружилась голова, после третьей Гранд начал говорить.
– Отец узнал про Стаса. Про наше прошлое… я не знаю, ты сам в курсе, откуда мы выбрались?
– Уже в курсе, – как-то мрачно сказал Гонорин, но Алькано не обратил внимания.
– В общем, отец узнал про все. И про то, что я общаюсь с парнем, с которым в трущобах был, и что все еще наркотики принимаю, и что деньги у него украл, и многое еще, чего ему лучше бы никогда не знать. Запер меня под охраной, я пытался сбежать, несколько раз, но ничего не вышло. Он пытался договориться, чтобы меня взяли в приют для трудных детей с богатыми родителями, есть такой в Италии… жуткое место. Но они отказались, потому что мне уже было четырнадцать. Тогда он отказался от должности испанского посла – и ведь не пожалел же! – и вернулся вместе со мной в Испанию. Уж там-то, под постоянным надзором, я ничего не мог сделать… Ну, почти ничего. Я почти два года был паинькой, отлично учился, был вежлив с отцом, обсуждал с ним политику… меня наконец-то начали отпускать из дома без четверых охранников, которым разрешено было применять ко мне силу. А полгода назад мне исполнилось шестнадцать. Я сказал отцу, что хочу совмещать работу с учебой, что хочу проверить себя на способность выдерживать серьезную нагрузку, ну и так далее. Словом, навешал ему лапши на уши. Много лапши. Такой, какая ему должна была понравиться. Ну, он и съел ее с удовольствием. Устроил меня в российском посольстве на должность секретаря, причем с хорошим окладом. Я полгода работал, заработанные деньги не тратил, копил, добавляя к ним все, что мне на карманные расходы давал отец. Кроме того, там представилась возможность украсть у него сто тысяч так, что он их не заметил бы. Сложно объяснять, как именно. Эти деньги я положил под хороший процент на полгода. Потом снял, процент оставил себе, а деньги вернул отцу. А еще я за эти полгода сдал экзамен и получил статус зрелости. Не знаю, ты в курсе? Нет? Сейчас объясню. В Испании, Италии, Греции, Германии, Франко-Британии, Чехии и Ирландии человек считается полностью дееспособным и имеет все права и обязанности после подтверждения статуса зрелости. В основном этот статус автоматически получают по достижении двадцати одного года. Часто его получают в восемнадцать-девятнадцать, но надо сдать определенные экзамены. Официально эти экзамены можно сдавать с шестнадцати, но так редко кто делает – лишаешься всех льгот, положенных несовершеннолетним, в том числе – права на бесплатное обучение. В исключительных случаях возможно получение статуса начиная с четырнадцати, но только если нет близких родственников или с ними действительно плохие отношения, что надо доказать юридически… та еще муть. В общем, когда мне исполнилось шестнадцать, я подал документы на подтверждение статуса. И подтвердил. Месяц назад, когда отец был в двухнедельной командировке, я подал документы на увольнение, отработал десять дней и уехал в Мадрид, причем на попутке, а оттуда уже на машине – права у меня с пятнадцати были, просто без права вождения, а когда я получил статус зрелости, сразу же подтвердил и право вождения. У нас есть такая компания, занимающаяся прокатом автомобилей, мотоциклов, яхт, катеров и других средств передвижения, ее филиалы почти во всех странах Евросоюза есть. Можно взять машину в Милане, а вернуть ее в Брюсселе. Если ехать не задерживаясь, выходит куда дешевле самолета. Вот я и поехал из Мадрида в Новую Ниццу