– Бесит он меня, – процедила я сквозь зубы. – Явился, пугает всех….

В самом деле, наши девчонки сбились в кучу в углу, пацаны окружили их кольцом, мужественно выставив мольберты, как щиты. Мы с Наткой одни сидели в стороне, впереди всех.

– Забившись, как зайцы в нору, вы убиваете для себя всякую возможность творческого полета, – зло проговорил орлан, стоя над приготовившейся обороняться группой. – Будьте добры рассесться как следует. На расстояние вытянутой руки.

После этого он отвернулся и вновь вернулся к роялю. Заскребли стулья по полу: мои одноклассники без единого слова раздвигали ряды.

Я не могла понять: он нас ненавидит? Мы его раздражаем? Или ему нет до нас дела, а просто не нравится заниматься этой работой, когда есть гораздо более важные дела?

– Внимание! – холодно призвал орлан. – Кто прослушает объяснение, пусть винит только себя.

Он вытянул ладонь. На ней появился пестрый, медленно крутящийся шарик размером с очень большое яблоко. Мы замерли.

– Правило простое. Рисуем шар изнутри.

Последовала длинная пауза, на протяжении которой я не могла шевельнуться. Как будто из меня, живой, вдруг сделали чучело – как из белки, которая однажды погибла зимой.

Ярослав Игоревич, наш учитель рисования, предупреждал: «Никогда не рисуйте то, что вы видите внутри. Особенно на тестах. Вам могут предложить запертую шкатулку, мяч, закрытую книгу или завязанный мешок. А хуже всего – дверь. Как бы вам ни хотелось, никогда не рисуйте то, что вы вдруг увидели внутри. Рисуйте то, чего там точно нет. Фантазируйте». Это очень сложно. Мы тренировались всего пару раз, но до чего же трудно рисовать не то, что ты видишь, а то, чего ты не видишь! А особенно – не слышишь. Но мы кое-как выкручивались. Смотрели не в шарик, а мимо, рисовали домики, пиратские корабли. Золушку… Ванька даже нарисовал как-то раз папу с мамой, хотя он их точно никогда не видел. А что нарисовал Славка! Ну уж такое никак не поместилось бы в коробочке, это ведь не пуговица, не ключ, – длинного червяка с большой головой и круглыми горящими глазами. Ната еще крикнула: «Зачем ты нарисовал такого страшного червяка?» А Славка ответил, что это не червяк, а внутри сидят люди. А Ярослав Игоревич спросил: видел ли Славка где-нибудь такое или придумал сам. Славка сказал, что сам, и нам еще тогда показалось, что он врет. Наверняка без спросу бегал в лес, потому что в городе такого точно не водится. Хотя и трудно поверить, что в лесу живет чудовище, которое глотает людей целиком.

– Приготовились. Те недохудожники, которые не способны нарисовать шар изнутри, могут рисовать снаружи.

Мы с Наткой сердито посмотрели друг на друга и мысленно объединились в ненависти к орлану. Обзывается еще, гад! Сузившая от гнева глаза Натка со своим пучком, заколотым большой шпилькой, стала похожа на одну девочку из старого журнала, который назывался «Комиксы». Я знала, о чем она думает: они с Женьком рисуют лучше всех, и уж конечно им несложно изобразить шар изнутри – все, что там есть. Они бы показали этому полицейскому, кто тут недохудожник! Но – нельзя. Придется хитрить.

– Сам-то он кто, – прошипела Натка. – Оборотень.

– Так же, как и кое-кто из ваших родственников, госпожа Караванова, – отчетливо проговорил орлан, глядя прямо на нас. – Еще раз посмеете отвлечься, мне придется вместо рисования обучать вас технике полета.

Натка побледнела.

Она никогда не лазила по деревьям или по крышам. Она даже на качелях сильно не раскачивалась. Редко забиралась на самый верх скалодрома. Не любила рукоход. Да что там, ее кровать и та стояла далеко от окна.