Про нагадивших птиц Илар обычно добавлял специально для уличных мальчишек. Почему-то описание дракона с кучей дерьма на голове всегда вызывало у них приступ неконтролируемого смеха, от которого мальцы по минуте валялись в пыли у поленницы дров на заднем дворе трактира – любимом месте сборищ местных мальчишек.

– Не сдаешься?! Глупое создание преисподней! Тогда получи доброй стали от настоящего воина!

Чего доброго в этой самой стали, Илар тоже не знал, но, памятуя смех матери, переспрашивать не стал. По большому счету, какая разница – добрая или злая сталь, если ею можно выпустить кишки человеку или дракону?

Выпад! Удар! Стул, изображавший эпическое чудовище, не мог уклониться от ударов «великого воина», потому получил в спинку хороший рубящий удар, такой, что, будь этот тесак обычным тесаком, он бы оставил на дубовой спинке глубокую зарубку – Илар врезал им от души.

Но зарубки не получилось. Тесак прошел через спинку, будто ее никогда не было, и кусок выдержанного старого дуба отлетел к стене, ударившись о лежащие здесь пустые горшки и надколотые кувшины.

Илар остановился, ошеломленный, испуганный, и с опаской посмотрел на то, что держал в руке, – серебристо-зеркальное «недоразумение», бывшее когда-то заурядным тесаком. Подошел к стулу, понюхал срез спинки – от того шел запах паленого дерева, плоскость среза черная, обугленная, будто кто-то прижег ее раскаленным докрасна металлом. Оглянулся по сторонам, увидел черенок метлы, прислоненный рядом со здоровенным треснувшим кувшином, зачем-то сохраненным прежним хозяином, взял этот черенок в левую руку, в правую клинок, который уже язык не поворачивался назвать кухонным тесаком, и, слегка прищурившись (на всякий случай!), рубанул поперек палки.

Чик! Вспышка пламени, дым, обугленный конец черенка – кусок его полетел на пол.

Чик! Чик! Чик! Подвал заполнил дымок от сгоревшего дерева, а в глазах начали вертеться красные круги от вспышек пламени. Через несколько секунд в руке Илара остался жалкий огрызок палки.

Колдун сел на стул, поморщился от вонючего дыма и поднес нож к глазам, пытаясь рассмотреть край лезвия. Само собой, ничего особенного он не увидел – тупое лезвие со щербинами, вот только серебристое, блестящее, будто отлитое из куска серебра и отполированное.

Протянул палец к лезвию, попробовать остроту… и остановился. Нет уж, не такой он дурак, чтобы пробовать! Уже – не такой дурак…

Встал, несколько раз взмахнул ножом в воздухе, – тесак как-то удобно лег в руку, так удобно, что и отпускать не хотелось. Проделал несколько фехтовальных упражнений – те, которые когда-то показывал ему отец и которые у него никак не получались, – все получилось! Нож помог? А что, почему бы и нет? Музыкальный инструмент-артефакт ведь позволяет сделать из посредственного музыканта гения, управляющего толпой! Почему бы заколдованному ножу не сделать его гением фехтования? Смешно только – выйти на бой с кухонным тесаком! Впрочем, в серебристой штуке сейчас вряд ли кто признает пресловутый ржавый тесак в полруки длиной.

Снова осмотрелся по сторонам – на чем бы еще попробовать? Не нашел ничего лучшего, как ткнуть ножом в кувшин у стены. Нож завизжал, как пила лесоруба, пытающаяся перегрызть твердый сучок, пошел гадкий дым, нож не очень быстро, но уверенно погрузился в сосуд. Закаленная глина кувшина раскалилась добела вокруг клинка, потекла и с шипением вонзилась в пол рядом с башмаком Илара, судорожно отдернувшим ногу от опасного кусачего ручейка.

Илар ухмыльнулся и, подойдя к кирпичной стене, продолжил исследование ножа, загоняя его в каленый кирпич по самую рукоять. На месте уколов оставались оплавленные дыры, такие, будто он вбивал нож не в кирпичную стену, а в застывшее сало.