– И все-таки я что-то не верю в этакое свое счастье, – сказала Аня, когда мы спускались по лестнице. – Два часа назад еще и подумать не могла, что завтра замуж выйду, да еще за кого…

– Вспомнил, что спросить хотел, – ответил ей я, – а как ты меня нашла-то? И вообще почему ко мне поехала?

– Так к тебе уже куча народу с факультета ездила, ты же никому не открывал.

– А ты, значит, последняя в этой куче была?

– Не, не последняя – там еще много народу в очереди осталось. А ты правда меня замом хочешь сделать или так сказал, для красного словца?

– Анюта, – наконец-то я смог назвать ее так, – видишь ли в чем дело, у меня есть один железный принцип, которому я никогда не изменяю… по крайней мере до сих пор не изменял.

– И что это за принцип?

– Принцип простой – «пацан сказал, пацан сделал»…

– Хороший принцип… – протянула Анюта, – а у меня тоже он есть, но немного другой.

– И какой же? – чтобы отвязаться, спросил я.

– Живи сам и давай жить другим. Не надо никого загонять в угол, нервы крепче будут.

– Тоже неплохо… ну так мы значит договорились, – продолжил я, – завтра в 7.00 ты меня ждешь вот на этом самом месте, потом мы утрясаем политеховские дела, в 14.00 стартуем к загсу, а там уж как бог даст…

Она согласно кивнула головой, чмокнула меня на прощание и я поплелся выручать свою желтую машинку. Дело оказалось не простым, а чрезвычайно простым – никого там рядом с ней не было, давно ушел уже гаишник домой, да и его можно понять, бабла в карман и палок в послужной список здесь не нарубишь, а в других местах наверно можно. Доехал без проблем до гаража, по сторонам впрочем озирался поминутно, а дальше звякнул Андрюхе насчет завтрашнего свидетельствования, он заверил, что все помнит, сварил себе свежесмолотого кофе, да и спать завалился – кофе на меня действует довольно парадоксальным образом, как снотворное. А нет… радио еще перед сном послушал, первую программу по нашему допотопному репродуктору (телевизор же у нас солдатики разбили в ту памятную ночь, а радио осталось, кому оно нах сдалось), выполненному из ценных пород дерева, услышал вот что:

7 декабря 1977 года состоялся Пленум ЦК КПСС. На Пленуме с докладом «О созыве внеочередного 26 съезда КПСС и задачах, связанных с его подготовкой и проведением» выступил Генеральный секретарь М.С.Гробачев. В прениях по этому вопросу выступили тт.Щербицкий, Гришин, Кунаев, Воротников, Зайков, Шеварднадзе, а также тт.Федосеев и Бальмонт.

Пленум принял по докладу Гробачева Постановление, которое публикуется в печати, а также рассмотрел организационные вопросы: Пленум перевел Чебрикова из кандидатов в члены Политбюро, избрал секретарей ЦК КПСС Лигачева и Рыжкова членами Политбюро, а также члена ЦК КПСС Никонова секретарем ЦК КПСС.

А сейчас передаем краткое содержание доклада Михаила Сергеевича Гробачева на Пленуме.

И передали это самое содержание, чо… помимо стандартного для советских речей бла-бла про верность идеалам да преемственность курса был весьма интересный пассаж про торможение развития страны, отставание от ведущих стран (которые названы не были, но и так понятно, что имелось ввиду) и попытка анализа причин этого торможения. Выходом из этой щекотливой ситуации ЦК КПСС вообще и товарищу Гробачеву лично виделась интенсификации научно-технического развития и даже революция (!) в технологиях (интересно, февральская или сразу октябрьская?). Были весьма вялые высказывания про переход на рыночные рельсы – хозрасчет мол и самофинансирование надо внедрять и сразу, желательно, вагонными партиями, чтобы, значит, без вопросов по рыночным рельсам ехали. Далее про дисциплину… что некоторые старые партийцы засиделись на своих насиженных местах, и их хорошо бы того, разбавить молодыми и борзыми партийцами… про гласность – «с людьми надо говорить языком правды», а до этого каким языком с ними говорили, интересно?… ну и на закуску борьба, значит, с алкоголизмом и алкоголем, кою надо начать, а потом сразу углубить. Не самая плохая программа, да, но подкорректировать кое-что нужно бы, подумал я и окончательно заснул.