Я очень хорошо понимала ее, но несмотря на то, что сама в это верила слабо, я все же неуверенно постаралась приободрить ее:

– Все будет в порядке. Вот увидишь.

– Не будет, – тут же отрезала она. –Константин Николаевич все равно узнает о том, что я люблю его. Неважно, я скажу ему или кто-то другой. Может, Елена сама подсунет ему это злосчастное письмо! А впрочем, мне уже нечего терять, и я больше не верю в то, что это закончится просто так. Скорее всего, уже завтра я буду лишена жалования или серьезно наказана. А все это только лишь потому, что им было скучно.

Не знаю, откуда я черпала силы, когда их, казалось бы, давно не было, но от слов Варвары все во мне вновь вспыхнуло от немыслимого желания восстановить справедливость. Доказать и ей, и себе, что мы еще можем изменить ситуацию.

– Послушай меня, завтра будет новый день и, может быть, все окажется не так уж плохо, – говорила я, не в состоянии поверить, что я до сих пор где-то очень и очень глубоко в душе в это верю. Даже после того, что только наговорила нам герцогиня.

– Как ты можешь так говорить, когда сама ходишь по лезвию ножа? За тебя здесь даже заступиться некому.

Я лишь пожала плечами. У меня не было ни одного аргумента в свою защиту.

– На твоем месте, я бы не спешила разбирать вещи.

Эти слова резанули меня глубже всех подколов герцогини, уничтожив последние крупицы радужных иллюзий.

– Прости, я пойду, хочу побыть одна, – бросила она напоследок и растворилась во мраке коридора. А я осталась одна.

***

Подниматься по главной лестнице оказалось труднее, чем вчера, когда я только приехала и меня еще несли крылья блаженного неведения реального положения дел во дворце. Сейчас же, простояв подле герцогини весь день и всю ночь и сполна насладившись невыносимыми порядками, царившими в этой обители зла, и я совсем не держалась на ногах.

Гости давно разъехались по домам, оставляя дворец на попечение его немногим обитателям. Императорский дом давно спал в ночной ноябрьской тиши, пока за окном дули промозглые северные ветра, нагло стучащие в окна. Даже дворцовая охрана дремала на своих постах.

Поднявшись по лестнице, я, пошатываясь от усталости и бессилия, прежде всего морального, направилась во фрейлинский коридор, находящийся в правом флигеле. Было неистово больно от несправедливости, которая творилась вокруг. Сжималось сердце за Варвару, и было страшно за себя.

Я брела по безжизненным коридорам и не могла поверить, что это происходит со мной. Варвара права: если Константин найдет чертов конверт, то он неминуемо расскажет об этой находке Марии, потому что рассчитывать на его благородство точно не приходится. «Что же я могу сделать и чем могу помочь?» – думала я в панике. Меньше всего мне хотелось, чтобы Варвару, единственную, кто был ко мне хоть каплю снисходителен, наказали по моей вине.

Была такая тишина, что любая скрипнувшая под моим легким шагом половица казалась мне грозовым ревом, от чего у меня замирало дыхание.

Внезапно я услышала в дальнем конце коридора шаги, перемежающиеся с голосами: мужским и женским. Они тут же выдернули меня из океана хаотичных мыслей, которые поглощали меня, словно водоворот. Женские, слегка смущенные возгласы тут же пресекались такими же звучными и слегка нагловатыми репликами ее спутника.

– Вот здесь, ну же, смотрите! – восклицала девушка.

– Нет, я все равно не вижу ничего ярче, – он усмехнулся, – ярче ваших глаз.

Он был сильно пьян, что было хорошо заметно по его нарушенной координации, даже в тусклом свете коридора. Они совершенно не боялись, что их кто-то заметит. Парочка пробежала еще несколько метров мне навстречу и остановилась. Меня они видеть не могли, ведь я только повернула из-за угла в их сторону и скрывалась в тени коридора.