Тем не менее, даже когда Мариэтта узнала, что у Артура есть семья – целая другая жизнь, – она не могла не ощущать, что все его внимание неуклонно сосредоточено на ней. Вскоре после их возвращения из Чикаго он повел ее в итальянский ресторан[186] «Гротта Азурра» на Малберри-стрит, в манхэттенском районе Маленькая Италия. Атмосфера в нем была романтическая, и Артур признался Мариэтте, что хочет встречаться с ней чаще.

– Я слишком устаю, – возразила она. – Больница выжимает из меня все соки.

Артур не желал слышать отговорок. В конце концов, он тоже много работает – причем в нескольких местах сразу – и в придачу у него есть семья. Однако он умудрялся как-то выкраивать время для Мариэтты и хотел, чтобы они чаще бывали вдвоем.

– Я хочу быть с тобой. Всегда, – сказал он ей.

– Знаешь, Артур, ты – как раз такой мужчина, за которого я могла бы выйти замуж, – ответила Мариэтта. – Но я не хочу разрушать твой брак.

Артур был непоколебим. Он писал ей любовные письма[187], в одном из которых летом 1949 года обещал, что они «начнут новую жизнь», «полную надежды, радости и страсти». Артур предлагал Мариэтте партнерские отношения, причем с явным публичным оттенком. «Мы объединимся и будем работать вместе как одно целое, помогая людям, становясь первооткрывателями новых областей и внося свой вклад в благо человеческого рода». С течением времени его письма становились все более настойчивыми. «Жизнь без тебя буквально стала невозможна, – писал он. – Я люблю тебя и только тебя… Я принадлежу тебе и только тебе одной».

И все же оба ощущали некоторую неуверенность. Мариэтта делала карьеру в медицине, и к тому же ей приходилось думать о родителях, оставшихся в Германии. Не так давно умерла ее бабушка, и Мариэтта унаследовала семейную фармацевтическую компанию[188]. Она также начала сознавать, что Артур подвержен нерешительности и склонен плыть по течению. Он всегда брался за все, за любые новые знания, за любую работу. На любую задачу, для которой были возможны два решения, он реагировал просто: выбирал и то и другое. Он был не из тех людей, которые спокойно относятся к ограничениям. У него были жена, дети и ряд профессиональных начинаний. Его ничуть не смущала идея о том, что ко всему этому прибавилась и Мариэтта. «Ему всегда было очень трудно принимать однозначные решения, – много позднее вспоминала она, добавляя: – Тот факт, что я забеременела, вынуждал что-то решать[189]».

В 1949 году ряд медицинских журналов начал публиковать необычную рекламу[190]. Крупными коричневыми буквами на зеленом фоне были выведены слова: Terra bona. Было неясно, что именно они означают – или, если уж на то пошло, является ли эта самая «терра бона» каким-то конкретным продуктом, который и должна продвигать реклама. «Не хлеб единый дарует человеку великая земля… – было написано в заметке, отмечавшей, что новые антибиотики, обнаруженные в почве, успешно продлевают человеческую жизнь. – В деле выделения, изучения и производства этих важнейших веществ видную роль играет… Pfizer».

На протяжении почти целого столетия[191] бруклинская фирма Charles Pfizer & Company была скромным поставщиком химических веществ. До Второй мировой войны[192] такие предприятия, как Pfizer, продавали химикаты оптом, без брендовых названий, как другим компаниям, так и фармацевтам (которые затем сами смешивали нужные вещества). Затем, в начале 1940-х годов, поступление в оборот пенициллина положило начало новой эпохе антибиотиков – мощных лекарственных средств, способных останавливать инфекции, вызванные бактериями. Когда разразилась война