Анна села на кровать и уже улыбалась. У нее наконец-то появился свет в конце туннеля.
Вечером она, волнуясь, вошла в горницу, где находилась группа лиц, мужеского пола, как здесь говорили, Она все никак не привыкла так изъясняться, а говорила рубленным фразами. Ей на это попеняла первой Берта:
- Фрау Анна, - постоянно говорила она, когда слушала ее мысли вслух. – вы говорите как простолюдинка. Прислушайтесь к князю и начните говорить по-русски.
Она сама говорила с легким акцентом, примерно как в наше время говорят прибалты, только без протягиваний гласных, как эстонцы. Анна же пыталась, даже читала вслух Псалтырь, что нашла в комнате. Но он был на старославянском, и уж совсем не подходил. Где-то еще слышать речь местную она не могла. Слуги, в ее присутствии, лишь кланялись, не смея поднять головы, стражи так вообще молчали, а с Бертой и так сходило. Можно было бы сослаться на почти двадцатилетнюю ссылку к немцам. С кем там можно было поговорить! Если только с Бестужевым да с Бироном.
Вот о нем Берта многое рассказала, при том нелестных слов – и скупой он, и бесстыжий, и изменял ей, а она его ах, как любила. Сделала своим секретарем и женила на собственной фрейлине.
- Правда, она была бледной мышью, по сравнению с госпожой, при том горбатая, но уж очень послушная и совсем не встревала в ваши отношения. Детишки ихние вас очень любили, - рассказывала она, а я тихо ужасалась, думая, что еще с этим мне предстоит встретится, и как-то себя показать, чтобы не было уж такого резкого отличия от прежней Анны.
И эти ее сведения Анна брала на ум. Ей нужны были соратники. Те, на которых она могла опереться, те, кто хотя бы на первое время шли рядом, а не навстречу со злобой и недоверием.
- Вот уже намечается - те из Курляндии, фрейлина и фаворит, местная семья сестер. Это уже что-то. Теперь надо набраться терпения и у меня будет команда. Собственная.
Вспомнив эти свои мысли, она собралась и, перекрестившись, вышла из спальни навстречу с первыми врагами, которые жаждали подчинения русской императрицы.
В комнате было жарко натоплено, но Анну била легкая дрожь. Как только она вошла, тут же прекратились разговоры и все повернулись к ней лицом. Медленно обведя их глазами, она сказала тихо и властно:
- Приветствую вас, господа! Наконец-то я познакомлюсь с теми, кто написал эти Кондиции. Василий Лукич, - обратилась она к князю, - представьте мне всех поименно.
- А я запомню обязательно! – сказала она про себя и прищурила глаза.
Они смотрели на высокую женщину, которая стояла гордо, с вызовом глядя на группу мужчин в париках, камзолах и у некоторых от ее пронзительного взгляда даже пот потек по лицу.
Они увидели перед собой не испуганную, зашуганную, некрасивую бабу, которая будет им подчиняться и даже руки целовать за такую щедрость, как русский трон, но теперь слегка призадумались, видя совсем не то, что хотелось бы увидеть.
- Как она похожа на своего дядю! – у многих мелькнула одинаковая мысль. – Как бы чего не вышло.
5. Глава 5.
Князь Долгоруков вышел вперед, и началось представление членов Верховного тайного совета. Их было восемь, и еще присутствовал князь Юсупов от генералитета.
Как поняла Анна, власть была в руках Долгоруких и Голицыных, так как первых было четверо и двое из вторых. И хотя Долгоруковы были не родными, но одного клана, то Голицыны были братьями. Князь Григорий Дмитриевич Юсупов возглавлял Военную коллегию. Фактически был военным Министром, как сказали бы в наше время. Анна видела, что с ним что-то не так, он все больше молчал и лицо его чаще посещали скептические улыбки при прочтении Кондиций, нежели удовлетворение и радость. А уж когда Анне пришлось подтвердить свою подпись и согласие на все условия, то он и вовсе скривился и отвернулся, как-будто с досадой или что-то вроде этого. Все остальные были радостно возбуждены и переговаривались уже между собой, доказывая друг другу, когда нужно будет переезжать в Кремль на общий сбор и присягу представителей от всех слоев общества. Анна сидела и смотрела на этих так сказать мужей «верховников» и мысленно насмехалась над ними, и зло кривилась, когда хоть один из них вдруг повышал голос до крика.