Чтобы не остаться немой на несколько дней, пришлось изобразить раскаяние и покорность, только тогда Эверий снял с меня заклятье молчания.

– Вы верите в чудо? – с горечью усмехнулась я.

– Верю в твою целеустремлённость. Ступай! Пообщайся с маркизетой. Войди в курс дела, – махнул Эверий рукой, и дверь распахнулась.

Я сжала кулаки. Он заметил это и пригрозил с жёсткой кривой полуулыбкой:

– Не справишься – пеняй на себя.

Выйдя и притворив за собой дверь, я едва сдержалась, чтобы не возмутиться несправедливостью сделки. Слова так и рвались с языка.

Быстро свернула к лестнице и только тогда позволила себе раздосадовано проворчать под нос:

– Безответственный гад!

Тут же наступила на подол платья и едва не упала на главную лестницу, бесившую идеальным великолепием. Широкая, помпезная, с отполированными до блеска перилами на резных балясинах. Над ней роскошная люстра в два моих роста, отражающаяся в почти зеркальном паркете. Настолько всё богато, красиво, восхитительно, что я в тёмном платье похожу на бесправного муравьишку, от которого хотят невозможного.

– Всё равно гад! – прорычала упрямо и принялась подбирать длинную юбку. Мощный толчок в спину был неожиданным. Хорошо, что удержалась за перила, иначе бы точно скатилась кубарем по ступенькам.

– Чего развалилась, корова неуклюжая!

Это уже предел! Меня будто молнией пронзило. Превозмогая боль, я резко повернулась.

На меня с довольной улыбочкой глазела полная круглолицая служанка, не очень умного вида, зато очень наглая.

Подбоченившись, обидчица с любопытством ждала: начну я скандалить или рыдать от бессилия? Однако я настолько была взбешена, что перестала испытывать страх, плевать хотела, что нахожусь в чужом имении. Выше вздёрнула подбородок, смерила гадину презрительным взглядом и прорычала:

– Пр-рокляну.

Девица, только что праздновавшая победу над чужачкой, заморгала, побледнела… потом согнулась, схватилась за живот да как заголосит дурниной:

– А-а-а! А-а-а! Умираю!

Надо ли говорить, что тотчас вокруг нас собрались не только все слуги, но и хозяева дома: фрей Мильен, его жена, темноволосая, худая, носатая женщина и… четыре пухленькие, курносые девочки – сестры Димеи, совершенно непохожие на стройную зеленоглазую красавицу старшую.

В воздухе запахло грозой. Но на носу отбор. И прежде чем он закончится, меня не убьют. А вот потом… – подумать страшно!

7. - 7 -

Димея оценила мой боевой настрой и, оставшись со мной один на один в благоухающем саду, куда привела, чтобы пообщаться, уже не рискнула называть меня замухрыжкой.

– А ты не такая, как я думала, – призналась она, усевшись на кованую скамейку, рядом с которой стоял столик с напитками и сладкими угощениями.

Стоило разнестись по усадьбе слухам, что я могу проклясть за неуважение, отношение ко мне изменилось.

– И как ты собралась проклясть Вельду? Ты же не магесса.

– Кулаком, – врать я не собиралась. Кто дружит с логикой – сразу сообразит, что будь у меня магия, меня бы на отбор не отправили, и поймает на лжи.

– О, если бы так можно было, на отборе мне бы не было равных! – вздохнула маркизета.

Я оглядела её хрупкое телосложение, и она с грустью пояснила:

– Папа много лет был несменным телохранителем императора. Я пошла в него. И силой, и внешностью.

– Это же хорошо.

– Ага, особенно внешность у меня «хорошая»! – раздражённо хмыкнула она.

– Вы же красотка.

– Это личина, – огрызнулась с болью Димея, и я прямо-таки почувствовала отчаяние маркизеты.

На лестнице я видела супругу фрея Мильена и младших дочек. Если представить, что старшая похожа на них, то она не красавица, но побороться за приятную внешность можно. Другое дело – что делать с характером?