Поведение Царя в тот момент очевидцами воспринималось как предельно мужественное. Никто не знал, сколько террористов находилось в театре. Николай II, выйдя на видное место, чтобы успокоить зал и остановить начинавшуюся панику, стал удобной мишенью. С. И. Тютчева вспоминала: «В зале поднялся шум, крики, требования гимна. Государь вышел из аванложи, девочки старались его удержать, я тоже сказала: “Подождите, Ваше Величество”. Он мне ответил: “Софья Ивановна, я знаю, что я делаю”. Он подошел к барьеру ложи. Его появление было встречено криками “ура” и пением гимна»{417}.
Опасался за жизнь Монарха и раненый П. А. Столыпин, который «увидев Государя, вышедшего в ложу и ставшего впереди, ‹…› поднял руки и стал делать знаки, чтобы Государь отошел. Но Государь не двигался и продолжал на том же месте стоять, и Пётр Аркадьевич, на виду у всех, благословил его широким крестом»{418}.
Один из очевидцев вспоминал о первых минутах после покушения: «Когда унесли Столыпина, весь театр запел гимн и “Спаси, Господи, люди Твоя”. Крестились, крестили Государя, протягивали к нему руки. Государь стоял один, без дочерей, у самой рампы ложи грустный, сосредоточенный и бесконечно спокойный. Если бы в театре были сообщники, то было бы очень опасно. У всех нас явилось чувство, что он стоит под огнём. Взглядом он держал всех нас, отвечал всем нам, оборачиваясь ко всем. Паники не было – была молитва, и театр обратился в храм, и Государь был Царём»{419}. Сразу же после исполнения гимна Николай II уехал, а спектакль был прекращён.
Между тем молва, что Богров хотел убить Государя и что в театре находился сообщник убийцы, быстро охватила общество. Уже на следующий день, 2 сентября 1911 г., полиция перехватила письмо неизвестного респондента князю Л. В. Яшвилю, в котором с возмущением говорилось, что «выкреста пропустили в 7 ряд, зная с утра, что готовится покушение, говорят, на Государя»{420}. В другом письме утверждалось: «Преступника допросили в театре, и он сознался, что имел намерение убить Государя. Но побоялся еврейского погрома, который был обещан “союзниками”{421}в случае малейшей попытки к покушению, и вот он ограничился покушением на Столыпина. Это похоже на правду, так как он имел полную возможность произвести покушение на Столыпина, когда он гулял по городу без охраны, для этого ему не нужно было вовсе стараться проникнуть в театр»{422}. Еще одно перехваченное письмо из Киева 4 сентября 1911 г.: «Богров держал себя в высшей степени вызывающе, говорит, что предпочел бы убить Государя, но трудно было к нему подойти и страшно было вызвать погром, а за Столыпина громить не станут»{423}.
20 сентября 1911 г. Ф. Д. Клюев в правой юдофобской газете «Гроза» поместил статью с громким названием: «Покушение на Государя Императора». В ней утверждалось: «Жид Мордка был в театре не один, а с другом. Мордка два раза проходил мимо Государевой ложи; Мордка, выйдя из театра, осматривал Царский подъезд. Когда настал решительный момент, то Провидению угодно было, чтобы обстоятельства сложились так, что стрельба по Государю была бесполезной. Мордка почувствовал, что маленьким револьвером, при понятном волнении, неизбежной торопливости и отдалении от Государя почти невозможно попасть в Него. Момент лично для Мордки был пропущен и наступила вторая часть адской мелодрамы. Мордка, доигрывая второстепенную роль, и спасая свою шкуру, стрелял по Столыпину, надеясь в суматохе ускользнуть. Жид надеялся, что, как и 1 марта{424}, Государь по своему необычайному великодушию неосторожно подойдет к раненому Столыпину. Тогда наступал второй момент, ибо