Богдан поставил перед ней сахарницу с аккуратными кубиками, обеспокоенно вглядываясь в лицо девушки. Меньше всего ему хотелось присутствовать при подобном разговоре. Во-первых, почему-то чувствовал себя виноватым за то, что привез Соню. Во-вторых, боялся, что Марина расплачется, а женские слезы всегда ставили его в тупик. В-третьих… Такие подробности всегда считались личными, и у него складывалось ощущение, что он лезет сейчас туда, где ему совсем не рады.
— Хорошо. О ваших бурных ссорах я наслышана, — кивнула Соня, не отрывая взгляда от подруги. — Но ты никогда не говорила, что он бывает излишне резким.
— Потому что я не привыкла вытаскивать свою личную жизнь на всеобщее обозрение . Да и ссоры эти случались… Ну, не просто так.
— В каком смысле? — не поняла Торохова.
— Например, я задержалась на встрече с подругами, а телефон сел, Саша не мог до меня дозвониться. Волновался. Ревновал. У него уже были девушки, любящие общение с другими мужчинами.
Богдан скрипнул зубами, силясь удержаться от замечаний. Изменила одна, значит, и остальные гулящие. Железная логика.
— В любом случае, дальше оскорблений дело не заходило. И потом он всегда извинялся, пытался загладить вину. Как и после первой оплеухи. И после… — Голос Марины дрогнул, она вновь отвлеклась на кофе, бросая кубик сахара. Шестой по счету. — Ему не нравилось мое поведение, мое окружение, мой гардероб. Я не знаю, как так получилось, но… Я не сразу заметила, что меня обложили со всех сторон, контролируют каждый мой шаг. А на днях…
Она зажмурилась, поджала губы, покачала головой. Было очевидно, что девушка не хочет продолжать, но, понимая, что Соня от нее не отстанет, все же закончила:
— Он заговорил о детях, высказал недовольство по поводу моего оттягивания свадьбы. Слово за слово… Я никогда не видела его в такой ярости. И сразу же приняла решение уйти. Дождалась, когда у него выдался загруженный день, он всегда в таких случаях обедает на работе, собрала кое-какие вещи и поехала к родителям. Погода, правда, подвела.
Финальный смешок получился нервным, даже слегка истеричным. При этом на лице девушки не было никаких эмоций, словно она отключила их, запретила себе какие-либо переживания. Соня покачала головой, встала, подошла к подруге и крепко обняла ее за плечи.
— И что ты собираешься делать? — спросила она Марину, поглаживая ее по волосам. — Понимаешь же, что у родителей он будет искать тебя в первую очередь? Такие люди просто так не отпускают.
— Я собиралась уехать сегодня в Краснодар.
Соня удивленно приподняла брови:
— Зачем? У тебя разве там есть кто-то?
— Двоюродная сестра. Мы не особо общаемся, так, поздравляшками в чате обмениваемся. Но она согласилась на пару недель приютить, пока я буду искать жилье и работу.
— Ты никуда не поедешь! — голос Сони зазвенел от гнева. — Еще не хватало, чтобы ты бегала от этого мудака по другим городам. Мы с Богданом тебе поможем!
— Простите? — переспросил Потоцкий.
Племянница обернулась к нему, выпрямилась и уперла руки в бока, сразу обзаведясь сходством с сердитой мамочкой. Она нахмурилась, глядя ему в глаза:
— Ну не бросим же мы ее вот так?
— Нет, Соня, Богдан прав, — покачала головой Марина. — Он и без того очень помог, я не хочу вмешивать в свои проблемы…
— Богдан, на минутку, — проигнорировала подругу Соня, направляясь к выходу из кухни. Уверенным шагом она прошла в зал, пропустила Богдана вперед и плотно прикрыла дверь, убедившись, что разговор не выйдет за пределы комнаты. Затем снова посмотрела на дядю:
— Не хочешь ли ты мне сказать, Богдаша, что бросишь мою подругу в беде?