– И этот Клюев…

– С ним еще хуже. Лавровский тогда лечился, Шумилин его месяца два замещал, у него, к слову, отличные ведь режиссерские задатки были. И действительно, угодил один из актеров в больницу с аппендицитом. И дублера не было. А Клюев школу заканчивал, у нас на «подай-принеси» подрабатывал. Михал Михалыч и… поэкспериментировал. Петенька же…

– «Вишневый сад»? – догадалась Арина.

– Ну да. Восторженный юноша, Клюеву и играть-то особо ничего не надо было. Мизансцены с ним прошли, текст из школьной программы, ну и суфлером тогда еще Иван Ефремович служил, царство ему небесное!

– И что, действительно юноша находкой оказался?

– Да ну, какое там, не испортил – и ладно. Шумилин любил людям комплименты говорить… Вот и наговорил…

– И Клюев с тех пор считает, что он – прирожденный актер?

– Точно. А вокруг – сплошные враги, которые мальчика на сцену не пускают. И, кстати, вы еще и то, что Лия Сергеевна рассказывает, на восемь делите.

– Лия Сергеевна? – удивилась Арина, пытаясь сообразить, почему это вдруг «кстати».

– Антонова, с которой вы начали свои… изыскания. Плохого не скажу, она наблюдательная и не дура, но… Да не глядите так, словно у меня из ушей искры посыпались. Коля – племянник ее. Сестра лет десять назад умерла, вот Лия за ним и присматривает.

Странно, подумала Арина: Антоновой, раз она седьмой год на пенсии, за шестьдесят, сколько было ее сестре, раз остался такой молодой сын? Разве только сестра изрядно младше была или родила поздно. Да и какая, в сущности, разница? Поэтому вслух добродушно усмехнулась:

– У вас тут прямо сплошная семейственность.

– А у вас не так? А у врачей? А театр – это же еще и наркотик. Многие, у кого актерская карьера не задалась, идут в костюмеры, в осветители, да хоть в гардеробщики! Лишь бы при театре. Так что пусть Клюев мечты свои мечтает, вреда от него особого нет, а польза изрядная, он и впрямь мастер на все руки, и электрик, и с механикой на ты, и все прочее. И вспыхивает, как сегодня, не так уж часто.

Арина задала еще пару-тройку очевидных, но бессмысленных вопросов, получила столь же очевидные, не особенно информативные ответы и, попросив звонить «если что вспомнится», распрощалась.

Круглоглазая розовощекая Настя, приносившая им чай, а сейчас лихо штемпелевавшая какие-то бумажки, подняла на Арину рыжие, с зелеными крапинками глаза, в которых плескался вопрос: чем я тебе, дорогая гостья, еще могу помочь? Арина не отказалась бы от помощи в отыскании уборщицы, но вместо этого смущенно спросила:

– Где тут у вас…

– Как выйдете, сразу налево, а после, где ступеньки, направо и до конца, там увидите.

Инструкция показалась Арине несколько туманной, но, вопреки ожиданиям, она не заблудилась. И дверь туалетную искать не пришлось, та была приоткрыта. В щель слышался звук льющейся воды и виднелся кусок синего халата.

– Лия Сергеевна?

Та вздрогнула, громыхнув ведром, обернулась:

– Тьфу ты, напугала! Чуть раковину из-за тебя не разбила! Чего подкрадываешься?

– Я… я не подкрадываюсь.

– Ладно, я так. Ты сюда?

– Только вы не уходите, ладно?

– Чего это? – недовольно буркнула уборщица.

Но, когда Арина выскочила из кабинки, та была еще в предбаннике.

– И чего тебе?

– Вы говорили, что нашли телефон Нины Игоревны, а отдать не успели.

– Ну.

– И где он сейчас?

– У меня.

– У вас дома?

– Зачем дома? Туточки. А тебе зачем?

Пришлось предъявлять удостоверение.

Уборщица почему-то вовсе не испугалась, скорее наоборот: глаза заблестели живым интересом:

– Господи! Так Нина не сама, что ли? Убили?

– Вы как будто и не удивились.