Я не представляла даже, где теперь могут жить люди. Доброжелательно настроенные люди. Не знала ни в какой мир попала, ни что говорить, чтобы не вляпаться в неприятности. Осознавать это было так тяжко, что хотелось опуститься на землю и не вставать. Много долгих дней так сидеть, пока кто-нибудь не найдет меня и не поможет. Я никогда не умела выживать. Пару раз с друзьями мы ходили в походы, но там было все продумано, и организатором была не я. А тут я осталась наедине с целым враждебным миром, разрушенным и чужим. Мне казалось, что он хочет меня сожрать, проглотить не разжевывая. Я с тем, выдуманным, не всегда справлялась. Чего только стоили мои навязчивые мысли об иллюзии, из-за которых мне приходилось посещать психотерапевта. Я была слаба духом, я такой и осталась. Но там хотя бы было все знакомо, а здесь – нет. Там была поддержка, а здесь ее нет. Никакого психотерапевта и даже простого дружелюбного человека поблизости не было. Интересно, где вообще могут жить люди, которые не спят глубоко под землей? Эти бункеры были прямо-таки могилами – люди в них спали вечным сном. А я как будто воскресла или переродилась, чтобы начать новую жизнь. Снова бредовые мысли меня посещают, хотя, в какой-то мере, они верны. Я действительно как будто родилась заново. И мне придется учиться жить с нуля, познать этот новый мир, если я хочу в нем выжить.

Я шла вперед очень долго, часа три или четыре точно, но не встретила ни людей, ни хоть каких-то признаков человеческой жизни. Все вокруг выглядело мертвым, особенно, это чувство усиливали разрушенные здания. Город стоял в руинах, он умирал на моих глазах, задыхался в агонии от своих ран, а я даже не знала, в каком городе нахожусь. Был ли он тем, что мне снился или это какой-то другой? Я даже не помнила названия моего города из иллюзии, что странно. Поэтому даже знай я название этого городка, не смогла бы сравнить его с тем, где я жила в своем так называемом сне. Возможно, это вообще не город? Может быть, я сейчас нахожусь в деревне. Хотя вряд ли. Даже в руинах можно было различить былое величие высотных зданий и элитных коттеджей. Я определенно была в городе.

Ближе к вечеру меня начали терзать сомнения. Я все еще никого не нашла. А что если нет никаких живых людей? Только те, что спят глубоко под землей? Может, нашу безопасность обеспечивают роботы, а не люди. В этом мире могло быть что угодно. Ведь он совершенно другой и глупо предполагать, что все в нем работает по привычным мне шаблонам. Нет, нет, надо гнать прочь эту глупую мысль! Люди обязательно где-то есть, просто они хорошо прячутся. Мир ведь такой небезопасный. Я в нем всего полдня нахожусь, а он уже до чертиков меня напугал своим жутким видом.

С наступлением темноты я озаботилась вопросом ночлега. Я не имела ни малейшего представления, где тут можно было безопасно заночевать. Меня в равной степени пугали как неожиданные появления враждебных людей или животных, так и обвал какой-то части здания. Спать под открытым небом тем более не вариант, поэтому, в конце концов, я осторожно пробралась в наполовину разрушенное здание, ранее бывшее супермаркетом. Я внимательно осмотрелась. Людей и животных здесь не было. Полки тоскливо взирали на меня своей пустотой. Пара пачек каких-то сухариков и орешков, салфетки в разодранных упаковках, пустые жестянки, покрытые ржавчиной, и еще какой-то хлам. Похоже, здесь давно все разграбили. Касса была открыта и тоже пуста. Ни одной монетки, ни одной купюры. Из этого следовало, что неспящие люди все же есть. Хотя, может, они все разграбили до погружения в сон и доедали продукты в бункерах. Ведь кое-что там еще осталось. Я не знала, что и думать. Хотелось верить, что я не одна такая, блуждаю по разрушенному миру, что есть еще люди, подобные мне. Я подобрала с пола шоколадную конфету в потертой обертке. В убежище не было сладостей, а их так любила. Конфетка была твердая и явно не особо свежая, но мне было все равно. Это же шоколад! Я огляделась в поисках других конфет, но больше ничего не нашла. Наверное, она у кого-то выпала и ее бросили здесь одну. И она ждала здесь меня, такая же одинокая, как и я. От этой мысли снова стало грустно. Но я запретила себе плакать.