– Очень любопытно, – все же, технология была интересная, надо признать. Хоть в ней и были изъяны. – Но зачем было стирать людям память о войне? И как вообще это удалось? А сама иллюзия как работает?

Дэррил улыбнулся. Похоже, ему не впервой было все это рассказывать.

– Иллюзия бы работала некорректно, если бы воспоминания о войне и погружении в саму иллюзию не были стерты, – начал он пояснять. – Человек бы не смог полноценно жить, стать счастливым и беззаботным, если бы помнил о том, что это все ненастоящее. Кто-то бы с ума сошел, другой начал бы творить что-то нехорошее…

– Но я чувствовала, что тот мир ненастоящий, – я перебила Дэррила. – И ничего плохого я не натворила, разве что тревожилась сильно. Правда, у меня не было никаких доказательств и воспоминаний тоже, просто невнятное ощущение.

– У тебя капсула начала барахлить, – объяснил это Дэррил. – В таких ситуациях люди часто начинают ощущать, что мир иллюзии нереален. Ты не первая. К сожалению, технология неидеальна и периодически дает сбои. Как оказалось, стабильная работа капсул гарантирована только на первые пять лет, потом часто начинают происходить различные технические неполадки. Причем, не всегда и не во всех капсулах, а как-то в случайном порядке, непредсказуемо. Собственно, когда я обнаружил все это, я предложил прогрессистам вывести людей из иллюзии, но они были не согласны. А я отказался с ними работать и вскоре присоединился к беглецам. Я бы, может, остался там работать, если бы прогрессисты продолжали действовать на благо человечества. Но сейчас они думают только о себе, на остальных людей им начхать. Меня это не устраивало. И вот я здесь. Что до остальных твоих вопросов, – продолжил Дэррил, – то на самом деле память не стирается, а блокируются некоторые воспоминания. Для этого человека помещают в специальную гипнотическую программу в капсуле, которая ставит необходимые блоки. После пробуждения память постепенно восстанавливается. Обычно в течение года иллюзийщики вспоминают все. А сама иллюзия – это проекция подсознательных желаний, трансформация их в контролируемый, реалистичный сон. Нам ведь в наших снах часто кажется, что все происходящее реально. При этом мы редко осознаем сон. На этом принципе построена иллюзия: это погружение человека в спячку, с поддержанием физиологических функций, и проецирование его подсознательных желаний, фантазий и некоторых вложенных прогрессистами установок в его мозг.

– Каких установок? – меня это сразу очень озаботило.

– Да ничего такого, – успокоил меня Дэррил. – Только установки на то, что войн и серьезных катастроф не должно случаться, и определенные учебные программы. Детям ведь надо было развиваться.

– А совсем маленькие что? – удивилась я. – Их что в иллюзии обучали ходить и говорить?

Дэррил вздохнул. Видно было, что ему тяжело об этом говорить.

– Детей младше 5 лет не погружали в иллюзию, – он сделал паузу, снова вздыхая. – Им подчищали память и отправляли в бункеры. Некоторых с родными, но многих, особенно, совсем еще младенцев, обманом забирали у родителей и помещали в специальные бункеры для малышей. За ними следили и воспитывали прогрессисты, многие из которых позже официально оформили над ними опекунство. Эти дети не знают своего прошлого. И многие родители не знали, что они отдают свое дитя не на иллюзию, а в чужие руки.

– Но почему? Как они так могли? Зачем? – во мне бурлили эмоции. Я представила себя на их месте. Выглядело ужасно.

– Потому что прогрессисты не знали, как обучить младенца ходить и говорить в иллюзии, это было недоступной задачей. И они не могли оставить всех родителей малолетних детей бодрствующими, им нужны были тысячи спящих, безобидных взрослых. Так они исключали дальнейшее развитие конфликта. Детей же они просто воспитывали в своем духе и те не видели другой альтернативы.