– То, что у вас здесь происходит по ночам, я знаю, – Александр говорил уверенно. – Посетители все равно идут. Вопрос в том, есть ли у вас возможность принимать их. Кажется, ваши цыгане оказались очень трусливы и без своего предводителя сбежали из деревни. А вы мне раньше пели баллады, что ваш народ самый преданный. Верный народ вот. – Он посмотрел на своих охранников, и те закивали. – Предан тот, кто получает деньги. Нет денег – нет преданности. Это закон жизни. Ваши цыгане тоже оказались меркантильными. Ромаль Бахти держал их за марионеток, набивая карманы деньгами, но Александр наигранно вздохнул, потом вновь взглянул на Йона. Глаза Лазара блестели. – Мне тоже нужны деньги, чтобы преданных людей было больше. А может, и вы захотите быть среди них? Кто знает, вами же никто больше не управляет.

– Заткнись, ублюдок, – прошипел сквозь зубы Йон и двинулся на Лазара. Ему преградили путь испуганный Михей и три охранника с пистолетами.

– Не тебе указывать, что мне делать. Иначе последуешь за своим другом. Раз ты не собираешься примкнуть к моему окружению, пойдем все тем же путем – проценты с прибыли. Ой, я совсем забыл. – Александр снова наигранно усмехнулся и добавил: – Прибыли-то у вас нет! А вот проценты остались! Будете платить столько же, сколько платили…

– На твоем месте я бы не была столь уверена в этом, – раздался женский голос сзади, и дуло пистолета уперлось в голову Александра. – Мы не согласны. Но не против посмотреть, как твои мозги разлетятся по всей округе.

Несколькими часами ранее

Впервые за долгое время София переступила порог своего дома на Цара Душана. Возвращаясь от доктора Драшковича, она проезжала мимо. Нет.

Она специально поехала здесь, чтобы притормозить, посмотреть на дом – может, даже зайти внутрь.

Какая она была счастливая в день свадьбы! Она помнила лучезарную улыбку Ясмин, которая раздавала красные ленты, помнила радостный взгляд Анхеля, который наверняка тоже волновался, но старался не подавать виду. Она помнила счастье в глазах Милоша, как он мечтал о такой же свадьбе.

София рискнула выйти из машины и направилась к калитке. Доктор Драшкович сказал, что упиваться горем не имеет никакого смысла. Это признак слабости. Лишь сильным дано жить дальше. Он попросил больше вспоминать моменты их жизни с Анхелем и при этом желательно улыбаться, даже если первое время будут течь слезы. А они непременно будут.

София несмело ступила на второй этаж, тем самым нарушив цыганское правило. Сейчас ей позволительно многое.

«Я быстро, – прошептала она мысленно Анхелю, – ты не заметишь, как я окажусь в комнате».

Она бегом залетела к себе в комнату и остановилась возле окна. Замерла…

«Мэ тут камам», – она услышала его голос и даже мужа увидела в окне. Но, зажмурившись, отогнала видение прочь.

Доктор говорил, что в том, что она видит лицо Анхеля и слышит его голос, нет никакой мистики, потому что память играет с нами в игры. Это равносильно миражу в пустыне – иллюзия, обман, приятный мозгу.

София распахнула глаза. Голос и родное лицо исчезли. Она скучала по Анхелю. Так сильно она не тосковала даже по родителям.

Зайти в дом, подняться к себе, смотреть в окно на соседний участок – это было болезненной терапией. Но она справилась, и каждая минута, проведенная здесь, была уже не столь мучительна.

В цыганский поселок София приехала ближе к вечеру. Она проехала мимо дома Бахти и направилась в «Бубамару», чтобы увидеть брата и, возможно, чем-то ему помочь. Этот пункт она осознала в кабинете врача – она зациклилась на себе, чертова эгоистка! Она совсем забыла про Милоша. А ведь ему тоже тяжело! Она плакала, страдала, сходила с ума и выплескивала эмоции, в то время как он был поддержкой остальным. А ведь Анхель для него был словно отец.