Он вышел, так ничего и не добившись. В гостиной его встретил задумчивый Михей, который тут же встрепенулся в ожидании хороших новостей. Йон мотнул головой.

– Она девушка, – напомнил Михей. – И она потеряла мужа.

– Мы все потеряли Анхеля, но я с разумом еще не расстался. Нахожусь в полном здравии и стараюсь думать о других. Как бабушка Гюли?

– Лучше. Не думаю, что будут долго держать в больнице. Она там только благодаря Йоване. А Софии надо дать время, чтобы восстановиться. Она пережила большую утрату.

– Время? У нас его нет! Если не Лазар, значит, полиция. Если от Лазара мы можем отбиться оружием, то от полиции – нет. Надо найти юриста, пусть София передает дело нам.

– Нам? Мне не надо. Оставь себе, я уже стар.

– Но ты там работаешь.

– Я останусь на своей должности, но не смогу быть главным и участвовать в разборках с Лазаром. Или отдай ему проценты – заткнем ему пасть на первый месяц, потом она придет в себя: не вечно же будет сидеть в комнате. Возможно, ей стоит продать казино и бар.

Из комнаты Розы тихо вышел Милош. Парень выглядел осунувшимся: худой, бледный, под глазами темные круги. От прежнего Милоша мало что осталось, лишь бледно-рыжий цвет волос. Даже веснушек не видно.

– Парень, ты что-нибудь ел? – спросил Михей. Теперь он в доме за главного. Цыганки приносили еду – в обязанности Михея же входило присматривать за домашними.

– У меня нет аппетита. – Милош сел на стул с поникшим видом. – Роза ничего не ест, меня это беспокоит. Как моя сестра?

– Ничего не изменилось, с ней Йована, – произнес Йон. В гостиную вошла Шафранка с супницей в руках.

Она поставила ее на стол и прошла в кухню. В доме воцарились траур и молчание. Если кто заходил, то помогал по хозяйству молча. Казалось, даже света стало меньше.

Шафранка всхлипнула на кухне, но на нее никто не обратил внимания.

– Я слышал, что многие собираются уехать из поселка? – спросил Милош. – Анхель бы не позволил этого сделать.

– На нем все держалось, – кивнул Михей, – но мы не уходим. Остаемся. Нас не выкорчевать даже Лазару.

– Если он придет ровнять с землей наши дома, мы вынуждены будем уйти. – Йон ходил взад-вперед по гостиной, явно нервничая. – Но мы попробуем отбиваться: сдаваться не в нашем духе.

– Нас слишком мало, чтобы отбиваться. Мужчины уйдут к Златану. – Михей развел руками, словно принимая этот факт.

Люди хотели уйти, чтобы найти работу в другом месте. Цыгане – кочевой народ, для них ничего не стоит сделать это.

Йон пожал плечами, и в этот момент из комнаты Софии вышла Йована. Она села на стул рядом с Милошем и посмотрела на него с сочувствием.

– Мне к ней сходить? – спросил он.

– Не думаю, что это поможет. Нужно время, и крайне повезет, если она не сойдет с ума. Я бы сошла. Потерять Ясмин, ребенка, потом мужа – здесь и самый из здоровых умом тронется.

Пока они разговаривали в гостиной, София лежала на спине в комнате и смотрела в потолок. В голове ни единой мысли. Бывает же такое! Кажется, что человек думает всегда, но ей, видимо, надоело.

Она перевела пустой взгляд на коричневый тюль и сфокусировалась на нем. Чем он был для нее сейчас? Просто нелепой тканью. София привстала с кровати, схватилась за него и потянула вниз. Маленькие зажимы начали отрываться, и тюль легким каскадом свалился на пол. Теперь отлично можно было видеть дверь и того, кто войдет.

София стояла, смотря на коричневую ткань, которую сжимала в ладони, и тяжело дышала. Анхель бы не одобрил: он не хотел, чтобы входящий видел всю комнату сразу.

– Знаешь, почему я это сделала? – прошептала она. – Чтобы позлить тебя…