Мария Федоровна, а за нею следом я, – бросились в комнату Александры. Там было темно, только свет от горевшего дерева алыми сполохами метался по стенам, полу, балдахину кровати. В первую минуту мы подумали, что комната пуста. И тут… мы увидели ее.

– Сашенька, душенька, что с тобою?

Мария Федоровна всегда называла любимую племянницу только так, не признавая всяких новомодных Сандра и Алекс, как называли барышню в свете.

Она подошла к прижавшейся к стене у окна девушке, взяла ее за плечи и почти насильно усадила на постель. Александра словно никого и ничего не слышала, она глядела широко открытыми глазами на окно, за которым догорала разбитая молнией липа, и молчала, только губы ее беззвучно шевелились.

– Это ты кричала, душа моя? Что случилось?

Барышня смотрела куда-то в одно ей ведомое пространство и мотала головой, словно отрицая что-то, не соглашаясь с кем-то невидимым. Горничные зажигали свечи. Барыня Аграфена Федоровна, тяжело ступая, поднялась на второй этаж и вошла в комнату дочери.

– Ах, беда какая, липа-то наша сгорела! А кто кричал? – Еще не успев договорить, она уже поняла, кто.

Нянюшка принесла успокоительных трав, Лушка – флакончики с нюхательной солью. Все суетились, причитали, бестолково толпились, пока у Марии Федоровны не иссякло терпение на все это смотреть.

– Ну-ка, выйдите все вон! Все вон! Немедленно! Дышать нечем из-за вас – столпились тут! Да окно откройте.

Она убедилась, что ее приказание выполнено, и в комнате остались только мы с ней, да барыня. Александра, стуча зубами о край стакана, медленными глотками пила лекарство, поперхнулась; приступ кашля начал сотрясать ее исхудавшую фигуру в тонкой сорочке из голландских кружев. Пышные ее волосы, иссиня-черные, как вороново крыло, рассыпались в беспорядке по плечам.

– Что случилось? – Аграфена Федоровна вымученно улыбалась, потирая лоб. У нее начинался приступ мигрени.

– Сами не знаем, матушка. Спали все, вдруг молния ударила в дерево, рядом с террасой. – Мария Федоровна многозначительно на меня посмотрела и продолжала. – Раздался крик! Мы выбежали. Кто кричал? Что за оказия? Неведомо…

– Это я кричала.

Все повернулись в сторону Александры. Она как будто пришла в себя, взгляд стал осмысленным, щеки порозовели.

– Что ж такое? Что тебя испугало?

Тетка взяла у нее из рук стакан и поставила на бюро у кровати.

– Липа горит. – Александра указала рукой на окно. – Красное. Это знак беды. Это смерть пришла.

– Господь с тобою! – Мария Федоровна перекрестилась. – Что ты говоришь? Виданное ли дело? Ну, ударила молния в дерево. Какое ж тут удивление! Я на своем веку знаешь, сколько раз подобное видела? Я еще девочкой была, когда у нас молния каретный сарай спалила. Это, душенька, стихия небесная. Какое тут может быть предзнаменование?

– Нет, я знаю. – Александра упрямо покачала головой. – Это знак мне. Смерть обязательно будет.

Так никому ни переубедить ее, ни успокоить не удалось. Начало действовать лекарство, барышня стала засыпать. Ее уложили в постель, укутали теплыми одеялами. Лушке наказали лечь прямо у изголовья барышниной кровати, не засыпать, не храпеть, чуть что – звать на помощь. Все разошлись по своим комнатам, в надежде, что удастся заснуть. На часах было три часа утра.

Выйдя из спальни Александры, Мария Федоровна задержала меня.

– Ты что-нибудь видела?

– Нет, только…

– Что? Говори!

Она так крепко взяла меня за локоть, что мне стало больно.

– Ну… – Я не знала, как ей объяснить то, что мне почудилось. – С вечера я никак не могла заснуть, душно было, и волнение грудь стеснило… Пришлось окно открыть. Дождь, сырость, ветер… и только посреди липовой аллеи как будто идет кто-то. Или мне это показалось? Тут меня такой страх объял, что… Впрочем, это все нервы.