Как бы чего ни вышло, – вдруг посетила Илькину голову на удивление трезвая и здравая мысль. Но девушка её отбросила. Или это было вино?

– Нарываешься, – с непонятной интонацией протянул колдун. Но вроде без угрозы. Похоже, с женщинами у него не так уж плохо, по крайней мере, это не больное место. Значит, будем искать дальше.

– Просто хочу узнать мужа поближе, – невинно улыбнулась она, собираясь перевести разговор на другую тему. Например, о клинках поспрашивать. Или куда он все деньги просадил, видно же, что дом хороший, только запущенный уже, да и оружие опять же баснословно дорогое…

– Поближе, – хмыкнул Оккар. Иллика сдержалась и не стала объяснять, что это уже совсем другое «поближе». Не то, что некоторые подумали. Не настолько она ещё пьяна, да и никакого вина тут не хватит…

– Мне тридцать три, – сказал вдруг он. – И я – колдун. Что ещё ты хочешь узнать?

– Твой самый большой страх? – не стала молодая жена ходить вокруг да около. И у её мужа даже глаза, кажется, почти нормальными стали от удивления. Молча покачал головой. Илька пожала плечами и сделала ещё один заход. – Что-то, чего ты стыдишься?

Увы, но всё, чего ей удалось добиться – это абсолютного внимания. Он уже не смотрел в камин, отвлекаясь на неё лишь изредка, как в начале разговора, теперь он не сводил с неё глаз, и она даже немного занервничала.

– Я настолько похож на дурака? – спросил то ли с удивлением, то ли с раздражением. Врать она не стала, да ещё и разозлившись на себя за некоторое волнение, которое ощутила от его взгляда, сорвалась почти в прямое хамство:

– Вполне. Ещё и на пьяного.

В конце, правда, обворожительно улыбнулась, чтобы немного смягчить. За что тут же себя и отругала. Как бы не понравиться ему ненароком.

А хотя… а почему бы, собственно, и нет? Влюблённый мужчина – послушный мужчина. Впрочем, есть два «но». Первое – он колдун, так что влюблённым не будет, как ни изворачивайся, а второе… ну не её это, не её! Все эти женские жеманные прыжки и ужимки, томные взгляды, трепетные вздохи, чуть дрожащий голос, случайно оголившееся плечо… Ей это всё кажется странным, недоступным и где-то даже…подлым. Это как вместо честного поединка на мечах выстрелить отравленными иголками в противника из-за угла. Да, эффективно, но… неуважительно и не по-рыцарски. Да и не умеет она, что уж тут тень на плетень наводить…

– А твой самый большой страх? – спросил вдруг Оккар. Как-то опять на удивление мирно.

Ещё несколько дней назад она бы смело заявила, что не боится ничего, теперь же… Теперь она точно знала – боится, почти до животного ужаса боится этого ужасного чувства беспомощности. Когда ты – только наблюдатель, а кто-то чужой, вселившись в твоё тело, начинает жить за тебя твою жизнь.

– Мышей боюсь, – довольно убедительно соврала, как ей самой показалось, но муж почему-то поперхнулся и расхохотался.

– Мы через пять дней едем в Тарргон, – сказал колдун, и это совершенно не вязалось с его ещё, казалось, висящем в воздухе смехом.

В Тарргоне истово поклонялись Деве, терпели Мудреца и Воина, игнорировали Безымянную, полагая, что свою судьбу каждый творит сам, и люто ненавидели Тёмного, сжигая в очистительном пламени всё и всех, кого коснулась его скверна. То есть колдунов, их вещи, дома и всё, к чему они прикасались. Вероятно, жена тоже входит в этот вот перечень всего «осквернённого».

Если бы он сказал «мы через неделю заколем друг друга вот этими вот кинжалами», вряд ли бы она удивилась сильнее.

– Зачем? – только и смогла огорошенно выдохнуть Илька. – Давай я тебя тут прибью, хоть мучиться на костре не будешь!