Бог добр! У Иисуса достаточно примеров, чтобы почувствовать это. Как Он окажется добрее нас? Как-то раз, в разговоре с отцами и матерями Иисус просит их вспомнить собственный опыт: «Есть ли между вами такой человек, который, когда сын его попросит у него хлеба, подал бы ему камень? И когда попросит рыбы, подал бы ему змею? Итак если вы, будучи злы, умеете даяния благие давать детям вашим, тем более Отец ваш Небесный даст блага просящим у Него»’.

Поэтический язык, которым пользуется Иисус, говоря о Боге, не был вовсе незнаком тем крестьянам. Осия, Исайя, Иеремия и другие пророки говорили в том же стиле: в поэзии они черпали мощную силу, потрясавшую умы и побуждавшую сердца проникнуться тайной живого Бога. Больше всего людей удивляют и поражают своей самобытностью притчи, которые рассказывает им Иисус, указывая на засеянные поля Галилеи и обращая их внимание на полные рыбы сети, вытаскиваемые из озера рыбаками Капернаума. Не так-то легко было обнаружить в Священном Писании тексты, наталкивавшие на подобные размышления^>4.

В христианских источниках сохранилось около сорока Иисусовых притчей с более или менее развитым сюжетом и приблизительно два десятка образов и метафор, оставшихся набросками или зачатками притчей. И это далеко не все, о чем рассказывал Иисус. Естественно, сохранились в основном наиболее повторяемые им притчи или же те, которые с особой силой врезались в память и запечатлелись в сердцах людей^>5.

Только Иисус произносит притчи о Царстве Божьем. Учителя закона в своих учениях использовали различного рода mashal, а также рассказы, очень похожие на притчи Иисуса по форме и содержанию, но с сильно различающимися целями^>6. Раввины исходят главным образом из библейского текста при объяснениях своим ученикам, и прибегают к притче, чтобы изложить истинную интерпретацию Закона. В этом фундаментальное различие: раввины все рассматривают лишь сквозь призму Закона, а Иисус – в свете Царства Божьего, уже входящего в Израиль^>7.

Христианским общинам также не удалось повторить язык его притчей. Вероятно, новые притчи так и не были созданы^>8. Первые поколения христиан обычно ограничивались их применением в собственных житейских ситуациях: то интерпретируя их оригинальное содержание, то превращая их в «показательные истории»; похоже, существовала и тенденция придавать некоторым рассказам аллегорический характер, тогда как в устах Иисуса это были простые притчи^>9.

Иисус не придумывал аллегорий: это был слишком сложный для понимания галилейских крестьян язык. Его притчи удивляют всех своей новизной и простотой, живостью и проникновенностью^>10. Нетрудно заметить разницу между притчей и аллегорией. В притче каждую деталь рассказа следует понимать буквально, в ее прямом значении: сеятель – это сеятель; зерно – зерно; поле – это поле. В аллегории, наоборот, каждый элемент рассказа таит в себе скрытый смысл: сеятель – это Сын человеческий; поле – мир; доброе зерно – дети Царства; плевелы – сыны дьявола… Поэтому в аллегории всегда есть нечто особо тонкое и искусственно созданное: и если у человека заранее нет ключа к пониманию ее смысла, для него этот язык остается загадкой. По всей видимости, Иисус не был склонен к такой манере речи^>11.

Зачем Иисус рассказывает свои притчи? В самом деле, хоть он и мастер образных историй, он делает это не для того, чтобы позабавить слух и сердца крестьян^>12. Он также не использует их в качестве иллюстраций к своей доктрине, без которых до простых людей никогда не дошло бы понимание высоких материй. В действительности у его притчей нет собственно поучительной задачи. Иисус не стремится распространять новые идеи, он лишь хочет, чтобы люди поняли и прочувствовали переживания, которые испытывают в своей жизни эти крестьяне или рыбаки, что помогло бы им открыться Царству Божьему