— И только? — в голосе Веры была тонна разочарования.
— Да. Только разговоры. По душам… — сарказм и ирония последних слов просвистели мимо ушей подруги.
— Тебе попался неисправимый романтик! Вот так свезло… Слушай, ты собираешься с ним и дальше… Ну, того?
— У тебя есть Мурзик, Вер! — раздражённо фыркнула.
— Так я не для себя! — подруга даже покраснела от возмущения, ну или стыда.
Удивительно, что Игоря все воспринимали по-другому. Все видели его таким хорошим и замечательным, что зубы сводило. Вот и Вера воспринимает его как… Почему же я вижу его совсем иначе?
— Он снова у тебя не принял задание? — Вера вытащила лист бумаги из-под моей руки. — Уж лучше бы Рудольфовна… Хотя я своё тоже со второй попытки сдала. Получила четвёрку и успокоилась.
Задание… Это ещё одна уловка от Игоря. Та самая, что теперь сводила меня с ума. Как и его вкрадчивые поцелуи в шею, как те поглаживания, та забота, от которой хотелось бежать на край света. Он не ждал того, что я найду кого-то, нет. Намёк был явный, как и тот поцелуй, за который Игорь чуть пощёчину не огрёб.
Он хотел, чтобы в этой работе я написала про себя, своё отношение. Раскрылась ему с другой стороны. А это… Это невозможно! Я уже думала, что нужно напиться, чтобы суметь понять… как и что нужно написать.
— Ладно, прости, Вер. Я должна ещё к отцу зайти. День сегодня будет тяжёлым…
Я собрала конспекты, листы с заданием, допила холодный кофе и двинулась в сторону нашего деканата. Это было очередной загадкой, неразрешимой. Но только пока: чего хотел от меня отец? Ведь чего-то хотел, раз написал, что ждёт меня утром в своём кабинете. Но утром я была в состоянии нестояния. Спать в присутствии Игоря я не могла, начинала нервничать. Вот и дотянула почти до обеда.
Гнев отца будет сокрушительным.
В кабинет пробиралась чуть дыша. И предчувствия меня не обманули, потому что секретарь сидела как на иголках. Сильно бледнея, она пыталась что-то печатать, но ничего не выходило. Слишком уж разъярённые крики доносились из кабинета. А голос своего отца я могла мало с чем спутать. Ор стоял такой, что я тут же чуток оглохла, ощущение было, будто ватой уши заткнули.
Нина Васильевна, секретарь, посмотрела на меня и покачала головой, мол, плохой момент. И я бы ушла, не услышь из-за двери ещё один знакомый голос: Игоря. Но вот он был спокойным и тихим.
Вцепившись в лямку сумки, подошла к двери и с мучительным стыдом принялась подслушивать разгорающийся спор. Тем более, что среди всего потока ругани я услышала и своё имя.
— Ты! Я тебя предупреждал ещё в прошлый раз! Я надеялся, что ты взялся за разум. Как это понимать? Как?!
— Никак. Вы снова принимаете желательное за действительное.
— Не смей трогать мою дочь!
От такого окрика я вздрогнула и замерла. Отец решил, что Игорь Александрович снова… снова решился со мной заигрывать?!
— Если она хоть словом обмолвится, что ты… Что ты заваливаешь её, рубишь, я тебя в порошок сотру! Ты после этого никуда не устроишься! Ни в одно приличное заведение! Тогда я тебя пожалел… Слышишь? Пожалел! Ей было шестнадцать, а ты, больной урод, посмел распустить руки!
Дальше слушать я не смогла. Не смотря на всю эту ерунду с клубом и договором, сейчас Игорь вновь получает за то, чего не делал. Рубит он меня или нет, так вообще не важно: не он первый, не он последний. Это у меня на роду написано — быть козлом отпущения. Из-за дорогого папули, который умудряется наживать себе недоброжелателей и врагов с завидным успехом. Особенно среди коллег.
Дверь я открыла на автомате. Наверное, не стоило лезть во всё это так. Но сделав немного удивлённое лицо, лишь сумела выдавить: