Вальштейн, проделавший этот трюк, ухмыльнулся, и пояснил:

— Как бы не знает. Ни он, ни Гоммельштайн. Формально. А по факту — группе, которая отбила пробой, разрешено отпраздновать. В рамках разумного, конечно.

Я вспомнила свой до краев налитый стакан.

Ой, разные у нас с вами рамки разумного, господа боевые маги. Ой, разные!

А потом махнула рукой и расслабилась.

Меня хлопали по плечам и по спине.

Поздравляли с боевым крещением.

Предлагали еще коньяка. Когда предлагали слишком настойчиво, я находила взглядом Маккоя, лениво развалившегося на диване и в пьянстве участия не принимавшего, он делал сур-р-ровое лицо, и щедрый даритель отваливался.

Очень удобно!

Разговоры-разговоры-разговоры.

Общая радостная и атмосфера, осознание, что мы — молодцы, мы сегодня одержали пусть не большую, но и не маленькую победу, ощущение принятия и общего со всеми настроения, легкого и приподнятого — я пьянела от этого без вина, и те ничтожные капли, оставленные для легкости духа, можно было убрать, ни на что они не влияли.

По комнате отдыха расползлись ровным слоем маги и занимались, у кого к чему душа лежала.

— Ты молодец, ювелирно границы провела. Наши потом ходили смотрели — ни одна вышка даже не потемнела от пламени, всё внутри барьера осталось! — Вальштейн с удовольствием общался на тему магии, и я ничего не имела против.

— А какую площадь максимально взять можешь?

— Зависит от стимула, — хихикнув, призналась я. — У меня сегодня личный рекорд был. Очень выпендриться хотелось!

Он хохотнул, и мы сделали кружками чин-чин. В моей, правда, был только воздух, но беседе это не мешало.

А как?

А сколько?

А как долго тебя этому заклинанию учили?

Слушай, а переходи к нам, в боевики? С минобороны утрясем!

Я поперхнулась непрожёванным вяленым мясом, представив глаза министра, который получит прошение перевести природного портального мага в действующее боевое подразделение, и прям воочию услышала, что он мне на это скажет.

Вот прям лично в кабинет вызовет, и скажет — дядя Малькольм деликатностью не страдал, а о популярном мнении, что нецензурная лексика при работе с подчиненными снижает эффективность их труда, и вовсе, кажется, не слышал…

— Нет, спасибо, — пробормотала я, и потянулась за водичкой, запить привидевшуюся картину.

— Слушай, — шепотом спросила я у собеседника, — а Маккой что, вообще не пьет?

Ну, не укладывалось это как-то в мои представления о бравом Макняне.

Вальштейн хохотнул:

— Так он же при исполнении!

Ой! Точно!

Рупер достал из-под стола бутылку, которую туда прятали на случай внезапного появления майора.

То есть, все как бы все знают, но правила игры должны соблюдаться неукоснительно.

Ритуал-с.

— Будешь? — вопросительно поболтал бутылкой Вальштейн.

Я отрицательно накрыла кружку ладонью — нет мол, спасибо — но тут с дальнего дивана подал голос Маккой.

— Феррерс, последний шот, чтобы спалось крепче — и мы отчаливаем.

И выдал на возмущенный ропот (не мой, кстати, еще я не подрывала авторитет человека, на которого можно свалить что угодно со словами «Мне Маккой не разрешает»):

— Парни, идите к демонам. Экеой собирался завтра ее на портал ставить, еще не хватало накануне до утра фигней страдать!

— Ясно-ясно! — Рупер примирительно поднял руки, в одной из которых по-прежнему держал коньяк. — Я все понял, госпожа наседка!

И демонстративно набулькал половину кружки, приговаривая:

— Давай, деточка, пей, мама сказала — маму надо слушаться!

А я сидела, как будто громом пораженная.

Неужели?

Неужели это правда?

Меня ставят в график осмотра порталов?

О-о-о!

От коньяка отказываться не стала — а то я после таких новостей сама точно не усну!