— У меня плохая талия, мэтр? — Тереза тут же начинала бессовестно флиртовать. Она научилась делать свой голос чуть ниже и бархатистее, что Леонид очень одобрил.

— Не бойся показаться слишком томной, просто не будь такой постоянно. Играй, мышка. Играй в свое удовольствие.

Несмотря на многочасовой еженощный флирт, в ее спальне маркиз больше не появлялся, а Тереза решила, что «сдавшейся крепостью» и «преданной собачонкой» ей не бывать, так что и не ждала его. Почти…

На самом деле она каждый раз уходила от него с улыбкой. Флиртовать с Леонидом доставляло ей удовольствие. Он сам был мастер и иногда их разговоры становились полными неясных намеков, многозначительных пауз и в каждой из них Терезе мерещилась сладкая тайна.

Но маркиз всегда заканчивал их уроки одинаково. Складывал пальцы домиком перед лицом, упирая локти в подлокотники кресла, долго молча смотрел на нее, а потом вкрадчиво произносил:

— Тебе пора спать, мышка. Беги в свою норку.

У Терезы каждый раз перехватывало горло и ноги становились ватными от этой фразы. Все игры, разговоры, намеки все это было не всерьез, но его последний взгляд, всегда был приглашением. Тесс очень бы хотела так же уметь заставлять цепенеть мужчин, как Леонид заставлял замирать ее саму.

Балера оставила ее в покое, никто не пил ее кровь, Морхед пару раз даже веселил ее деревянными игрушками. Великан оставлял их на подоконнике около ее комнаты, и Тесс с улыбкой ставила их на свое трюмо. Это была безделица, ерунда. Он строгал их от скуки и от тоски по дому, с которым пришлось навсегда расстаться, но ей было приятно. Мало кто что-либо делал для нее просто так, не из жалости или желания чего-то добиться.

Но в итоге эти игрушки, подаренные просто так от чистого сердца, заставили Терезу горько затосковать по Анри.

Ее милый, добрый Анри. Она уже вторую неделю была тут, в Рейне в доме маркиза, а что было с ним? Он знал, где тайник, значит на пару месяцев заплатить за жилье будет чем, но что будет дальше? И что брат думает? Что Тесс умерла от чахотки? Она была слишком занята выживанием в этом новом страшном мире, наполненном интригами, вампирами и собственным неясным положением то ли прислуги, то ли еды, но сейчас, когда все более-менее успокоилось и мисс Балера перестала черным коршуном нависать над ней, Тереза смогла позволить себе беспокойство о брате. И тоску, горькую, глубокую тоску по единственному человеку, с которым она могла быть той Терезой с улицы Черемухи, которая для всего остального мира давно умерла. Доброй, милой, заботливой. Бескорыстной. Все это не было ей чуждо, просто она перестала отдавать это миру, когда он стал к ней жесток. Тереза не подставляла спину или щеку. Получив первые жестокие удары, сама взяла в руки оружие стала отвоевывать себе и брату место под солнцем, но вечерами, когда она приходила с их воровского промысла, с руками обожженными горячим кипятком в трактире и изрезанными бумагой от почтовых открыток, ее встречал Анри с вечной доброй улыбкой и, главное, ожиданием, что она, конечно же, будет доброй, честной и хорошей. Его милой Тесс.

Ей было очень важно сохранить этот кусочек души, тщательно оберегаемый и открытый только брату, и находясь тут, превращаясь в интриганку нового, запредельного для Междуречья уровня, Тереза тосковала по тому, как забиралась к Анри на постель, сворачивалась калачиком, а Анри гладил ее волосы и спрашивал «Как прошел день?», а она всегда врала, что хорошо.

— В чем дело? — спросил ее Леонид, когда Тесс замешкалась с ответом в их очередной игре во флирт.