Хватает двух девушек, которые стоят ближе всех к двери, и под их стоны и всхлипы вытаскивает из помещения.

– Остальные на выход! – рявкает второй охранник.

Мы разворачиваемся и плетемся на выход из комнаты. Нас осталось всего шестеро, двоих из которых забрали. Смуглянку трясет, и она придерживает поврежденную руку.

– Ей нужна помощь, – говорю я, глядя на охранника.

– Бесполезно, – отзывается Алина. – В комнате, где мы будем спать, есть аптечка.

– Наверняка рану надо зашить, – говорю я.

– Я пока еще не видела, чтобы сюда приводили доктора. Так что не особо на это рассчитывай. Посмотрим, что есть в аптечке. Если что, сами зашьем.

– Но как? Ты умеешь?

– А ты что, курей каких-нибудь на своей кухне не зашивала?

– За-зашивала, – запинаясь, отвечаю я.

– Значит, и руку ей зашьешь. Шевелись, иначе получишь палками по спине.

Всю дорогу по мрачным каменным коридорам нас сопровождают охранники, которые следят за нами, словно коршуны. От их взглядов становится не по себе. Особенно учитывая, что я единственная среди всех девушек иду без одежды.

– Шевелитесь! – рявкает охранник, и мы прибавляем скорость.

Наконец нас заводят в большую комнату. Откровенно говоря, я ждала, что нас поселят в какой-то страшный подвал. Но здесь просторно и довольно светло, хоть нет ни одного окна. Несколько лож на полу покрыты тюлевыми балдахинами, справа вход в уборные и душевые. Нигде нет дверей, и это… смущает. Только туалеты с дверями, но на тех, кажется, не замков.

– Вот эти кровати теперь свободны, – показывает мне Алина на несколько лож. На каждой из них лежат сложенные туники и традиционные тонкие балетки с яркой узорной вышивкой. – Выбирай. В душ можно будет сходить перед тем, как поедим.

– Поедим? Мне кусок в горло не полезет.

– До завтра другой еды не будет. Так что придется затолкать в себя то, что принесут. Ты не в отеле, Маша. Подстраивайся.

Она подводит смуглую девушку к одной из кроватей и помогает сесть на край. Та охает, но не жалуется.

Я присаживаюсь на подушку рядом с ней, а Алина отходит в сторону, чтобы о чем-то поговорить с плачущей девушкой.

– Как тебя зовут? – спрашиваю смуглянку.

– Зачем тебе знать? Я же сказала ни с кем не дружить, – цедит она и зажмуривается от боли.

– Просто назови имя.

– Тамалу, – произносит она, кривясь.

– Какое красивое имя, – отзываюсь. – Ты отсюда родом?

– Я из берберов.

– А кто такие эти берберы? – спрашиваю.

– Слушай, мне больно говорить и двигаться. Отвали, а?

– Прости.

– Давай обработаем рану, – говорит Алина и присаживается на вторую подушку, открывая небольшую коробку с лекарствами.

– Черт подери, лучше бы я умерла, – цедит Тамалу.

– Не говори так, это счастье, что мы выжили. Значит высшие силы помогают нам.

Тамалу впивается в мое лицо яростным взглядом.

– Это значит только то, что мы выйдем на арену на следующей неделе.

Тамалу шипит, когда Алина обрабатывает ее рану.

– Полегче, – цедит и дергает рукой.

– Надо зашивать, – игнорируя замечание Тамалу, произносит Алина. – Давай, Маш.

– Господи, ну почему я? – бубню, но достаю из аптечки степлер для сшивания кожи. Иглы с ниткой в чемоданчике не оказалось. – Я не умею этим пользоваться.

– Здесь есть инструкция.

Следующие полчаса мы занимаемся тем, что разбираемся, как работает степлер. А потом под подвывания Тамалу сшиваем ее рану и накладываем повязку. Она уже совсем бледная. Губы пересохли, все тело покрыто мелкими бисеринками пота.

– Надо замотать в пленку, чтобы сходить в душ, – говорит Алина.

Как только мы обматываем руку Тамалу пленкой, напоминающей пищевую, в комнату заходит охранник, который ставит огромный поднос в зоне с подушками и низким столиком.