– Да я сама в нее не сяду, – Светочка тоже выключила воду. – Я уже звонила папе. Он сказал, чтобы дальше мы ездили на такси или метро. Машину он завтра заберет эвакуатором. А если хозяева тех внедорожников объявятся, то нам нужно будет взять их номера, и папа так же сам с ними поговорит.

– Свет, я боюсь что эти двое, которые смотрели на меня во время класса, и есть хозяева машин, – я вытерлась и стала быстрее одеваться. В мастерской не сказать что было хорошее отопление, и каждый раз после душа у меня стучали зубы от холода.

– Да нет, – отмахнулась она. – Не может быть. Я бы заметила, если бы они ехали за нами. Да и о парковке у мастерской никто из чужих не знает. Не нашли бы они нас, это я тебе гарантирую. Мы прокололись, только если наш номер попал в камеру – вот тогда да. Но за нами не следили. Это я тебе точно говорю.

– Ладно, – вздохнула я. – Хорошо если так.

Наконец мы оделись, забрали наш дневной заработок и вышли в холл. Все ученики уже ушли, и пустынный коридор был совсем тихий и темный. Зимой в шесть часов было уже совсем темно, так что мы могли видеть только начало коридора и его конец – именно они и были освещены.

Держа друг друга за руки, мы двинулись на выход.

Внезапно из мягкой темноты перед нами материализовался высокий мужчина. Мы обе взвизгнули и отступили назад, но там нас ждал уже второй.

Не думая ни секунды, мы запустили руки в наши бездонный сумки и нащупали баллончики. Мы со Светочкой возвращались домой поздно, поэтому у нас был заранее продуман план на разные форс-мажоры. При встрече с двумя парнями, я должна бросить на того, что спереди, Светочка – на того, кто сзади.

Так мы и поступили. Прыснув перцовым спреем им в лица, мы бросились бежать. Вопреки наказу Светочкиного отца, мы все-таки побежали к ее машине. Собственно, именно поэтому у нас и была машина – чтобы мы не мотались в темноте по городу на такси или общественном транспорте. Ведь это сейчас только шесть часов, а когда мы вернемся по домам будет уже около двух ночи.

– Вот ведь уроды! – ругалась Светочка. – Извращенцы! Приставать в творческой мастерской – какое варварство! Здесь люди искусством занимаются, а они….

Я ничего не отвечала, лишь дрожала от страха.

Это мне совсем не нравилось. Я чувствовала себя беспомощной и растерянной. Если у Светочки еще был отец с более-менее весомым влиянием, то у меня не было никого. Мои родители – простые интеллигенты словно из прошлого века. Мама – учитель музыки в консерватории, папа – преподаватель русского языка и литературы в школе.

Для них было бы дикостью узнать, что я работаю натурщицей. По легенде, что я им рассказала, я была простой помощницей в студии, которая моет кисточки после мастер-классов. А уж про мою вторую работу официанткой в клубе они не узнают никогда. Я жила в общежитии и говорила родителям, что ложусь спать в десять. Поэтому по вечерам они мне не звонили и не проверяли во сколько на самом деле я возвращалась домой.

Мне же хотелось скопить денег, чтобы в будущем снимать жилье, а может и вложиться в аренду собственной студии или галереи. Кроме того, мне нужно было одеваться, краситься, ухаживать за собой, покупать огромное количество материалов для творчества, и конечно хоть как-то питаться.

Поэтому если Светочка еще могла рассчитывать на то, что ее кто-то прикроет, то я нет. Ее строгий папочка ректор еще ни разу не снизошел до моих проблем, хотя я бывала дома у Светочки регулярно.

Светочка тем временем выехала на дорогу и помчалась в клуб. К счастью, нам не нужно было мотаться на большие расстояния – все наши места работы были в одном районе.