Глаза Лейлы были открыты, но ничего не видели. Прежняя жизнь для нее закончилась, новая так и не началась.

Отряхивая брюки, Бондарев украдкой смотрел на нее, когда услышал голос полицейского, обратившегося к нему на английском, коверкая слова:

– Вы знать эта девушка?

– Нет, я ее не знать, – покачал головой Бондарев, отвечая в том же тоне.

– Тогда отходить назад, – распорядился полицейский, не сильно, но настойчиво отталкивая Бондарева. Отвернувшись, он принялся теснить любопытных: – Назад, все назад!

Люди подчинялись неохотно. Бондарев же поспешил покинуть место кровавой бойни. Он не собирался давать какие-либо показания или делиться своими соображениями. В этом не было смысла, а ему вовсе не улыбалось превратиться в официального свидетеля.

Пройдя пограничный контроль, он отправился за багажом. Скептическое отношение к заданию куда-то пропало.

6

Аэропорт находился в 60 километрах от Токио, так что добираться туда пришлось экспрессом, который вопреки всему тому, что известно о железнодорожном транспорте Японии, двигался с весьма умеренной скоростью.

Выйдя на станции Уэно в северо-западном округе столицы, Бондарев снова не воспользовался услугами такси, а пересел в метро, где было проще затеряться в толпе. Он по-прежнему был уверен, что стрельба в аэропорту была устроена из-за его не такой уж скромной персоны, и не хотел испытывать судьбу еще раз.

Вице-президент Макимото проживал в тихом и малонаселенном районе Аракава, но Бондарев, несмотря на сумку с вещами, не поленился выйти чуть раньше и прогуляться по парку Уэно, где, несмотря на обилие туристов, было легко обнаружить возможную слежку. Передвигаясь по аллеям, останавливаясь возле буддийских храмов или присаживаясь на скамейки, он не заметил ничего подозрительного и только после этого покинул парк, поймал такси, попросив отвезти его к ближайшему отелю. Таковым оказался «Нео-Токио», где Бондарев привел себя в порядок и немного передохнул после дальней дороги.

К дому Макимото он подкатил не раньше, чем темнота окутала город, позволяя передвигаться более скрытно, чем днем. Несколько часов, минувших с драмы в аэропорту, не усыпили бдительность майора. Пулевые ранения в теле Лейлы были еще свежи в его памяти, и он не собирался подставляться очередям нового автоматчика. Стоя на углу возле закрытого рыбного магазинчика, Бондарев некоторое время осматривал окрестности, а потом набрал номер Макимото.

– Моси-моси, – произнес в трубку приятный мужской баритон.

Подобно большинству своих соотечественников, Макимото многое перенял у западного образа жизни, но только не привычку говорить по телефону «алло».

– Сталинград, – назвав пароль, Бондарев сделал небольшую паузу и добавил: – Семнадцатое июля.

17 июля 1942 года состоялось первое сражение великой Сталинградской битвы. Господину Макимото (если это был он) предстояло назвать дату ее окончания.

– Второе февраля, – произнес он по-английски. – Правильно?

Беда с этими штатскими! Простейший отзыв неспособны назвать без самодеятельности!

– Правильно, – буркнул Бондарев. По крайней мере, теперь он был уверен, что общается с Макимото и что никто не приставляет господину президенту ствол к его желтому азиатскому лбу.

– Я готов с вами встретиться.

– Я тоже.

– Тогда добро пожаловать ко мне. Что будете пить? Мартини, виски?

– Воду, – сказал Бондарев и выключил мобильник.

Ровно через пять минут он пожимал руку улыбчивому японцу, сумевшему дослужиться до вице-президента «Такахито Той Компани» в своем довольно еще нежном тридцатилетнем возрасте. Он был невысок ростом, смазлив и носил прическу, которая не показалась бы неуместной в шестидесятые годы минувшего столетия.