— Ты очень громкая.

Выныриваю из омута неоформившихся и блеклых мыслей и недоуменно смотрю на самодовольного Родиона. Медленно моргаю, с трудом вникая в смысл сказанного, и сипло отвечаю:

— Извини.

— Если за что тебе стоит извиниться, так это за побег.

— Нет. За это я извиняться не буду, — облизываю пересохшие губы. — Я боролась за свободу.

— Но я ведь неравный тебе соперник, Яна.

Встаю и под осоловевшим взглядом Родиона оправляю юбку:

— Да, верно. И тебе стоило бы играть с равными тебе, а не забавляться с той, у которой был вариант лишь сбежать от тебя в Пеньки.

— И это очень грустно, Яночка.

Беседа наша неконструктивна и не имеет никакого смысла.

— Грустно то, что я буду раздвигать перед тобой ноги ради ублюдка, за которого мне не повезло выйти замуж.

— Я дал тебе выбор.

— Хреновый, мать твою, выбор!

— Но ты его сделала. И прекращай тут истерить, как девочка-подросток. Это утомляет.

Вздрагиваю, как от жестокой оплеухи. А Родион прав. Мои попытки донести до него, что разыгранная им ситуация отвратительна, выглядят истеричными капризами. Я пять минут назад визжала в его руках, как развратная потаскуха, и сейчас выворачиваюсь, чтобы обелить себя.

— Две недели? — уточняю я.

— Да.

— Я могу идти? Или мне еще отсосать тебе, чтобы пожелать доброй ночи?

— Я бы был не против, — Родион в спокойном умиротворении смотрит мне в лицо, — но у тебя сегодня день был полон эмоциональных потрясений и тебе стоит отдохнуть.

— Какой ты заботливый.

— Не со всеми.

— Так мне повезло?

— Определенно.

Раз мне позволили уйти, то я ухожу. На носочках, чтобы не топать каблуками по ковру. Будь моя воля, я бы с удовольствием исчезла, растворилась и прекратила свое существование.

Молча выхожу в темный коридор. На лестнице приваливаюсь к стене и прячу лицо в ладони. Одно предательство за другим, и у меня нет возможности пережить подлость мужа в истерике и громком скандале. Вместо этого я буду ублажать богатого мерзавца, который преподнес слишком жестокий урок жизни: я выбрала в спутники не того человека.

— Папа! — долетает задорный девичий голос. — Па! Папуля! Я дома!

12. Глава 11. Настенька и пленница

Спускаюсь на первый этаж. В холле перед раскрытым чемоданом сидит на корточках хрупкая чернявая девица лет двадцати, не больше. Рваные джинсы, цветастая футболка, темные волосы до плеч . Яростно перебирает вещи, с радостным возгласом выуживает фигурку фарфорового ангелочка и протягивает ее мрачному Алексу:

— Как увидела этого пупсика с крылышками, так о тебе подумала, — с таким восторгом улыбается, что у меня самой уголки губ вздрагивают в умилении. — Скажи, один в один. Он такой же сердитый. И носик кривоват. Видать, тоже прилетело однажды от кого-то на небесах.

— Спасибо, — лицо у Алекса обескураженное и бледное. Вертит в пальцах ангелочка и медленно моргает. — Красота.

Подарки приятно получать каждому. Замечаю в его глазах чистую и незамутненную благодарность.

— Папа! — вскрикивает девица и удивленно замолкает, когда видит меня, а затем энергично вскакивает на ноги и широко улыбается. — Здрасьте! Я Настя! А ты?

— Яна, — едва слышно представляюсь я.

Настя кидает хитрый взгляд карих глаз на Алекса, который прячет ангелочка в карман, и решительно шагает ко мне:

— Какой сюрприз!

И заключает в теплые и дружеские объятия. Жалобно смотрю на Алекса, который в ответ пожимает плечами.

— Неужели мой старик завел даму сердца? — Настя с восторгом заглядывает мне в лицо. — Вечно от меня все скрывает! Я ведь у него спрашивала, завел кого или нет, а он бу-бу-бу в ответ.