– И кто стал моим сибаритом? – беззвучно шевелю губами.

На большее меня не хватает, потому что в ушах звенит, а окружающий мир немилосердно вращается, заставляя меня чувствовать приступ тошноты.

– Ярослав Поляков.

В этот момент почва из-под моих ног просто уплывает в никуда, и я проваливаюсь в темноту.

– Варя! Варя!

Голова разрывается от нестройного хора голосов, звучащего со всех сторон; не могу идентифицировать говоривших, зато лёгкие хлопки по щекам, пытающиеся вернуть меня в сознание, чувствую сразу. Досадливо морщусь, пытаясь отмахнуться от назойливых ударов, но головой стараюсь не мотать: меня всё ещё мутит.

– Она приходит в себя.

На этот раз узнаю голос Вадима, и на меня тут же стальной стеной обрушивается воспоминания нашего последнего разговора. Меня снова сковывает приступ паники, когда я осознаю, что моё будущее теперь зависит от человека, с которым я случайно столкнулась тогда в «Утопии», и который явно точил на меня зуб – уж очень красноречивыми были его взгляды. Я ещё тогда должна была заподозрить что-то неладное, когда мы с Ярославом встретились у входа в корпорацию – его злорадная ухмылка была весьма красноречивой, просто я по своей наивности решила, что меня это не касается. А теперь Вадим просто убивает меня новостью о том, что мы идеально друг другу подходим, но жить под одной крышей никогда не будем. Тело от страха заходится мелкой дрожью, которую я не могу контролировать.

– Ну, ну, тише, – ко лбу прикладывается прохладная ладонь мамы.

Пытаюсь разлепить веки, и в глаза тут же ударяет яркий свет, который заставляет меня зажмуриться снова. Несколько раз промаргиваюсь, привыкая к яркости, и, наконец, могу снова нормально видеть. Первое, что бросается в глаза – обеспокоенное лицо мамы – она без конца причитает и ощупывает мой лоб; после вижу Вадима, который сидит на корточках у моей кровати и держит меня за руку – его лицо выглядит очень задумчивым и напряжённым, будто он даже не здесь. Папа стоит чуть поодаль, и в его глазах читаю немой вопрос, в порядке ли я, а брат хмурится, не понимая, что вообще происходит, и почему я потеряла сознание. А я чувствую такую глубокую растерянность, что мысли в голове мечутся испуганными хомячками.

– Что случилось, дорогая? – снова привлекает внимание мама.

Прикусываю губы и просто молча качаю головой, потому что не могу открыть рта – сразу расплачусь.

– Можно, я сам поговорю с ней? – спрашивает маму Вадим. Она собирается возразить, но друг её останавливает: – Я потом всё вам расскажу.

Родительница внимательно на меня смотрит несколько секунд, а после кивает и выводит всех из комнаты.

– Почему? – хрипло каркаю и прокашливаюсь. – Как это вышло?

Вадим усаживается радом на кровать.

– Если честно, я сам до конца не понял, что там произошло, – хмурится. – Отец сказал, что твоё имя просто вписали в личное дело Полякова ещё в конце июня.

Мозг пытается лихорадочно отследить в его словах логику: в конце июня я ведь ещё только на первый приём пришла, и не могла...

– О, Боже... – срывается с губ испуганный шёпот.

До меня внезапно доходит, и реальность просто обрушивает на мою голову свой стальной каркас: все злорадные ухмылки Ярослава, его пронзительные взгляды, то, как он внезапно передумал отвечать на мою грубость тогда, в коридоре... Он уже в тот момент спланировал свою месть, а я, как дурочка, решила, что не стоит принимать его всерьёз.

– В чём дело? – хватает меня за руку Вадим, требуя ответа.

И я послушно выкладываю ему всё, как есть – про то, как столкнулась с Ярославом в «Утопии» в свой первый день; про то, что недружелюбно с ним разговаривала после того, как он попросил извиниться перед ним... Про его усмешку через неделю после нашей стычки и про внезапную любезность психолога на повторном приёме – об этом я вспомнила только что... В общем, к концу моей исповеди лицо Вадима уже горело праведным гневом.