— И не блямкай тут зыркалами, — соседка чутко уловила интерес к своей персоне и не оставила его без внимания, — а то пожалуюсь проводнику на тебя.

Она повозилась чуть-чуть, умащивая свои необъятные телеса в кресло, и приказала изумленному соседу:

— Спи.

Он помолчал, подумал… Белки глаз блестели в полумраке вагона… Я видела только очертания его лица, очень нечетко, да и не всматривалась особо. Просто от него прямо-таки исходила волна непонимания и удивления, настолько явная, что я невольно улыбнулась. Забавный такой. Словно никогда в поезде не ездил…

Он коротко резанул по мне взглядом, и я едва не вздрогнула, выдавая себя. Блин, так неловко будет, если заметит, что рассматриваю…

Но сосед не задержал взгляд на мне, прошелся дальше, по лицам других людей, по обстановке вагона, потолку, полу… Едва слышно вздохнул… И откинулся на сиденье, закрывая глаза.

За ночь я в полусне отмечала, что он вставал, выходил, возвращался, опять умащивался… И так несколько раз.

А утром долго и с удивлением изучала развалившегося в неудобном кресле парня. Он спал, откинув голову назад, и татуированная шея его неловко изгибалась.

Я смотрела, смотрела…

И все больше мне было странно.

Наряд какой-то нелепый… Широкие рваные джинсы, словно краской заляпанные, с карманами, кучей каких-то нашивок разных цветов. Темная майка, открывающая полностью забитые татуировками широкие плечи и массивные руки. Цветные браслеты на запястьях, плетеные, разномастные… Он что, этот… как его? Дитя цветов? Хиппи? Дед говорил, что были такие в семидесятых…

Лицо парня было скрыто белой кепкой.

Он спал, широкая грудь мерно поднималась и опускалась.

И я, немного загипнотизированная этим спокойным медитативным движением, все не могла оторвать от соседа взгляда.

А затем он, словно ощутив, что на него смотрят, резко вскинулся и сел ровно. Снял кепку и прищурился прямо на меня.

Его глаза, неожиданно светлые и безумно яркие, тут же вогнали меня в краску. А само выражение их… Он как-то так смотрел, изучающе, в легкой иронией и откровенным интересом, что я не выдержала, резко поднялась с места и, прихватив рюкзачок, торопливо пошла в тамбур.

Сердце билось дико, щеки краснели, губы словно налились кровью. Я вообще не могла понять, что со мной происходит.

Ну, парень, да.

Красивый?

Да… Несмотря на все эти дурацкие прибамбасы, красивый.

Глаза такие… Ох… И волосы эти светлые, почти белые, взлохмаченные. И руки. Сильные, загорелые. И сам он… Словно инопланетянин…

В тамбуре я постояла, подышала, приходя в себя.

И вернулась обратно.

Пока шла к своему месту, натолкнулась на неприятный, какой-то ощупывающий взгляд мужика, сидящего через три ряда от меня.

Отвернулась.

Этот мужик уже дырку во мне проделал, пока стояла на перроне, ожидая поезд, и потом тут. Хорошо, что места все пронумерованы, и садиться надо было согласно купленным билетам, а то, если б он еще и рядом оказался, то поездочка была бы офигенной.

Мужик, не сводя с меня взгляда, что-то коротко сказал своему соседу, тот тоже на меня посмотрел и заржал.

Фу, противно как.

Я устроилась на своем месте, мельком оглядела соседей, старательно не задерживая взгляд на парне, отвернулась к окну.

Боковым зрением чувствовала, что он смотрит, и краснела.

Правда, смотрел он недолго, снова заерзал, начал оглядываться по сторонам, а затем спросил, не у кого-то конкретно, а в пространство:

— А тут еду дают?

Его соседка, как раз разворачивающая нереальных размеров курник, засмеялась:

— Ага! А еще наливают!

— Да? — он снова начал оглядываться, — а когда?