– Ну что сказать… Валить тебе отсюда надо.
– Больше ничего?
– Это вывод, – ободрил он. – Остальное – по дороге.
По сути, Илья озвучил то, что я и сам чувствовал. Мне давно хотелось работать вдвоем, чтобы «Городок» стал не приработком, а основным делом.
Илья не раз подначивал: «Ну что, так и будешь снимать „Городок“, а потом возвращаться в БДТ, чтобы сказать „Кушать подано“? До проходной театра будешь одним, после нее – другим? Это невозможно, это же шизофрения, Юрик. Надо жить в ладу с собой».
«Запомни, – сказал он мне, когда мы возвращались с „Амадеуса“, – театр начинается с вешалки, но заканчивается заявлением об уходе. Иди и пиши».
Человеку, который привык, что все решают за него, уйти в самостоятельное плавание непросто. Но рядом был Илья, уверенный в себе, надежный, немногословный, и в его глазах явно читалось: если что, не брошу.
Повод хлопнуть дверью не заставил себя ждать – вывесили очередное распределение ролей в спектакле по Достоевскому. Моя крошечная роль начиналась с ремарки «Входит Обноскин с гитарой». Гитара меня и добила. Я уже выходил и с балалайкой, и с гитарой, и с аккордеоном. Написали бы «с виолончелью» – может, еще подумал бы, а так… Помахав БДТ ручкой, тут же позвонил Илье.
– Лёлик, я написал заявление об уходе.
– Молобздец! – ответил он.
Илья всегда в решающие минуты поддерживал меня, давая понять, что на него можно положиться. Мы практически не конфликтовали. Лишь раз поссорились по идиотскому поводу. Было это в Израиле, где мы снимали одну из лучших «Скрытых камер», состоявшуюся благодаря знакомствам и связям Лёлика. Сидим в гостиничном номере, и Илья, покурив, вдруг говорит:
– А с какого х… студия «Позитив ТВ» представляет Юрия Стоянова и Илью Олейникова? (С этих слов начиналась наша передача.)
– В смысле? – не понял я.
– А с какого х… студия «Позитив ТВ» не представляет в правильном порядке: Илью Олейникова и Юрия Стоянова?
Я сел.
– Илюш, ты меня сейчас страшно разочаровал, чудовищно. Прямо руки опустились, я даже работать не хочу.
– Почему? Потому что так представляет студия?
– Нет. Потому что мне нечего ответить. Потому что для тебя это так страшно важно.
Наши имена самостоятельно расставил монтажер, делавший заставку «Городка». На экране мы пробивали головами афиши с собственными фамилиями и через них вылезали в кадр. Я даже не задумывался никогда, кто из нас за кем. Ведь внутри же полнейший паритет!
– А почему должно быть иначе? Ну скажи сам.
Что он мне на это ответит? «Я важнее, главнее, известнее…»? Что?
– Потому что я на десять лет дольше тебя говно ел. Я в «Городок» через десять лет большего говна, чем ты, пришел.
Мы заснули не разговаривая. На следующий день он с утра принес выпивку. «Прости», – сказал Илюша, часто-часто заморгал и поцеловал меня.
Когда он со мной соглашался, он не говорил, что я прав, он начинал чаще подмигивать. Это служило барометром, по которому я пытался определять его настроение.
Но я все же переделал начало, и с тех пор и до последних его дней студия «Позитив ТВ» всегда представляла сначала Илью Олейникова, а потом Юрия Стоянова. Илюша мог быть неправым, но не было случая, чтобы он этого не признал. Меня тоже заносило. Но я не извинялся, а стремился обратить человека в свою веру, заставить его сказать: ты прав. В этом смысле мы с Илюхой разные люди.
Больше ни в чем я не чувствовал разделявших нас десяти лет. Я был главным на площадке, а он – в жизни. Илья не был сладким и удобным для всех, готовым прийти на помощь каждому. Нет.
Он был правильный еврейский парень, строго разделявший «своих» и «чужих». Свои – это семья, друзья и партнер. Я был членом его семьи, независимо от того, сколько мы вместе выпили чаю.