– Нечего обсуждать. Ты, пташка, закончила свои полеты. Ясно?

– Ты мне желание должен. С шахмат ещё, ты обещал. И я его не использовала.

– Ну? Давай, Ника, удиви меня.

Девушка кусает губу, а я оттягиваю её. Давлю своим пальцем, наблюдая, как зрачки расширяются. Даже дышит реже, застывая. Умница, так надо. Молча и со страхом.

Без резких движений, чтобы внутренний зверь не рвался подчинить.

– Желание… Понимаешь, мы не обсуждали никаких границ…  

– Даже не заикайся, чтобы я тебя отпустил.

– Условий не было. Любое желание, ты обещал.

– Я отпущу и тут же поймаю, а тебе будет хуже. Не зарывайся, Ника, не пытайся быть самой умной. Твои уловки не сработают, всё придет к этому же.

– Хорошо, но… Дай мне семь дней. Или десять, десять лучше. Дай мне привыкнуть и смириться, закончить все свои дела. И тогда… Просто дай мне время Саид, не забирай всю свободу разом.

Ника дергается, когда я сжимаю её подбородок. Разворачиваю лицом к себе, чтобы даже не вздумала отворачиваться. Играет с огнем. Дразнит зверя, которого едва удерживаю на поводке.

По-хорошему, пташку надо нагнуть и трахнуть пару раз. Потом уже разговаривать и думать, понравилось ей или нет. Хочет она блядской свободы, в постель или вино.

Но какого-то хрена я сдерживаюсь. Не беру то, что теперь моё по праву. Нашел и забрал. А у пташки был единственный шанс на нормальные отношения. И она его проебала семь лет назад.

– Слушай внимательно, - рявкаю, сжимая в пальцах темные волосы. – Никакой свободы. Никаких желаний. Никаких сделок и обсуждений. Ты попалась, Ника. Ты у меня. Смирись и включись, потому что теперь всё будет так, как скажу я. Это ясно? Если я захочу тебя держать в номере, я буду. Захочу увезти домой, а я захочу, ты поедешь и не пикнешь в аэропорту. Захочу отсос, и ты мне отсосешь.

Ловлю ладонь девушки, когда та замахивается. Слишком мешкается, сразу понимаю. Обхватываю тонкое запястье, тяну вниз. Одной ладонью сдерживаю её обе руки, сильнее сжимая подбородок.

– Зря. Ещё раз попробуешь ударить, я тебя выебу. Без прелюдий и разговоров. Так, как захочу. Дам волю всем желаниям, и тебе не понравится. Это ясно?

– Да.

– Да…

– Да, господин Саид. Ты правда хочешь, чтобы я так называла тебя? Тебе нравится издеваться надо мной?

– Я хочу, чтобы ты меня уважала. Ты можешь меня не любить, с этим мы разберемся. Можешь продолжать мечтать, что избавишься от меня. Пожалуйста, это тоже можно исправить. Но ты должна меня уважать.

– За что? Почему?

– Ты ведь была в приюте, да?

В детстве, когда её мама залетела в больницу. Мои ребята всё накопали на семью девушки, каждую деталь. Как попала в детдом, как там было непросто. И Ада засветилась, и помощник-Ян.

И судя по рассказам, детдом там дерьмовый. И дети, и воспитатели. Маленький ад, который не должен существовать.

– Была, пташка?

– Да.

– Как там уважение заслуживают? Ну же, ты знаешь, я уверен.

– Силой, - цедит, но начинает дрожать. Её тепло прожигает кожу, рвет на части. Вибрирует эхом внутри, заполняя темноту в душе. – Если хочешь уважения, должен быть сильным. Слабых не уважают.

– Именно. Ты хочешь, чтобы я заслужил твоё уважение так? Показательным актом силы, чтобы всё расставить по местам?

– Нет, - шепчет, опуская взгляд. Её ресницы трепещут, как крылья бабочки. Но слез нет, только сдавленный голос. – Не хочу, Саид.

– Так какого хрена ты творишь?

Я знаю, что иногда девки путают берега. Пытаются получить больше, чем могут. Заходят за грань и платят за это. Очень сильно и дорого платят, потому что тупость дешево не обходится.

Но Ника не кажется мне дурой. Немного глупит, боится, принимает поспешные решения. Это да, но не дура. И уж точно не станет просто так подкидывать дров в костер.