Я с минуту смотрю на протянутую руку. Растерявшись, не знаю, что правильно: отклонить или принять. На самом деле, Рэй обязан мне, значит, могу принять скетчбук в качестве прощения, но что-то останавливает.

– Он окажется либо у тебя, либо в мусорном баке, – добавляет Рэй.

– Передари.

– Он принадлежит тебе и не окажется в чужих руках.

Поднимаю глаза, встретив его внимательный взгляд. Обогнув пальцами папку с распечатанными конспектами, чувствую, как на гладком материале потеют ладони. Либо сегодня слишком жарко, либо меня лихорадит на фоне смятения. Я полностью выбита из колеи, встав на скользкую дорожку и, вероятнее всего, она черным цветом.

– Зачем ты позвал меня сюда? – Я задаю вопрос, который мучил все утро. Футбольное поле должно стать его убежищем, куда приходишь, чтобы найти себя, погрузиться в себя, прислушаться к себе. Испытываю страх, как будто угодила в зыбучие пески, ведь он пускает в личное пространство. Таким местом для меня является мастерская. Именно там могу ощутить желанный покой и уйти от реальности. Скрыться от любопытных глаз и избежать бессмысленные разговоры.

– А почему ты пришла? – Любопытничает Рэй, изучая меня словно под микроскопом.

Помрачнев, я поджимаю губы.

– Потому что хотела вернуть блокнот.

– Это не единственная причина.

– Я просто хотела развеяться и не хотела сидеть в четырех стенах!

– Хочешь развеяться? – Рэй вскидывает бровь, скрестив пальцы в замок и положив на грудь. – Мы устраиваем что-то вроде вечеринки в честь Хэллоуина.

– Если это приглашение, то я – пас. И сейчас только начало октября.

– Поводок короткий?

– Прекрати! – Сердито отрезаю. – Дело не в Льюисе, а в том, что я не хочу идти. Я могу пойти с ним, было бы желание.

– Приглашение не подразумевает плюс один.

– Это по-свински, Рэй.

Он шевелит пальцами, будто знает о наличии нового теста.

– Что там на повестке дня?

– Убийство, расфасовка по пакетам и вывоз на пустырь, – с намерением сгладить неловкость, по-идиотски отшучиваюсь я.

Рэй заразительно смеется, а я протягиваю тест.

– Расскажи что-нибудь, чего я о тебе не знаю, – просит он, пробегая глазами по содержимому.

– Ты ничего обо мне не знаешь. – Кошусь на скетчбук, который мирно покоится рядом с его бедром и спрашиваю себя, почему не могу быть такой же бесцеремонной. Почему не беру то, что хочу. Что мешает?

– Ладно. Расскажи что-нибудь, о чем мало кто знает.

– Я играла на кларнете, – не подумав, признаюсь я, о чем тут же жалею.

– Серьезно? – Его удивление кажется вполне искренним.

Что ж, отказываться от собственных слов было бы настоящим идиотизмом. Я уже брякнула лишнее.

– В школе я была задействована в музыкальном кружке.

– О-о-о, черт, – стонет Рэй. – Это чертовски сексуально.

Я с недоумением таращусь на него.

– Ты шутишь?

– Ты держишь в руках длинную палку, перебираешь по ней пальчиками и касаешься губами. Это охренеть, как сексуально. Я бы хотел, чтобы ты сыграла для меня.

– В чем подвох? – Я складываю руки под грудью, недоверчиво щурясь. – Я должна быть голой в этот момент?

Он начинает стонать громче и закрывает глаза, растянув губы в хулиганской улыбке.

– Проклятие, так еще лучше!

Еще девять дней, Си. Чуть больше недели. Ты сможешь это пережить.

– Каково это? – Спрашиваю я, стараясь придать тону как можно больше равнодушия и предпринимая попытку сменить тему. Ради всего святого, я не хочу фигурировать в его похабных фантазиях.

Рэй смотрит на меня из-под приоткрытых век так, что ресницы касаются щек. Я испытываю необъяснимое и пугающее желание снова вдохнуть аромат его тела, но прогоняю прочь подобные мысли. Я, черт побери, неподвластна его феромонам. К тому же могу быть в положении. Каким сумасшедшим нужно быть, чтобы связаться с беременной? Как сильно нужно любить, чтобы принять чужого ребенка? Со стороны Рэя это не любовь, а похоть. У страсти, как и у ненависти, есть срок годности. Рано или поздно они испаряются, оставаясь не более чем воспоминанием.