— Я подумал, немного веселья нам не повредит. — Сдается, мое поведение его забавляло. — Годичный траур по вашему отцу и моему дражайшему дяде истек, и я взял на себя смелость организовать небольшой прием. Человек на сто, не больше. Ее величество уже дала свое согласие, надеюсь, и вы почтите нас своим присутствием.

— Конечно, почту.

Хотелось прямо сейчас вернуться в свои покои и перерыть гардероб в поисках платья. Уверена, там найдется что-то подходящее. Но приходилось стоять здесь, изображать принцессу, точно так же, как Фарнаф изображал обычного поданного. Хотя у него, определенно, получалось лучше.

— Осмелюсь попросить вас еще об одном одолжении, ваше высочество.

— Арлайн, — милостиво разрешила вернуться к родственному обращению.

Все же мы кузены, пусть Фарнаф и старше на целую вечность.

— Так вот, Арлайн, — прочистил горло кузен, — запишите на меня первые два танца.

Он говорил о пустяке с пугавшей меня серьезностью. Будто от того, отдам я ему эти два злосчастных танца или нет, зависела его жизнь.

— Хорошо, они ваши, — легкомысленно пообещала я.

Фарнаф с облегчением выдохнул.

— Тогда я пришлю вам приглашение.

Насторожиться бы, задуматься, но я уже кружилась в ритме вальса с невидимым партнером. Неправильная принцесса, что с меня возьмешь!

***

Гордон выглядел нелепо. Настолько, что всю дорогу к столичному особняку Эсамадов хихикала, прижимая ладошку ко рту. Алхена прожгла во мне дыру, но молчала. Понимаю, ей сейчас не до меня: ее мысли занимал Кентигерн. Герцогине стоило большого труда уговорить сестру поехать, и то, не удивлюсь, если она через час скажется больной и вернется во дворец. Зато я, что бы там ни гласил этикет, возвращаться вместе с ней не собиралась. Можете считать меня черствой, эгоистичной, но даже скорбь по родным не отменяла веселья. Да и разве не на это рассчитывал Кентигерн — чтобы мы поседели, захлебнулись от горя, преподнесли страну ему на блюдечке? Не дождется!

— Что-то не так? — не выдержав моих смешков, засопел Гордон и поправил сползший с плеча край пледа.

— Ну, — задумчиво возвела очи к потолку, — у нас пледы не носят.

— Это не плед, а тартан. — Гордон сделался мрачнее тучи и мимолетно коснулся серебряной пряжки, державшей сомнительную конструкцию. — Символ моего рода.

— Символ рода — одеяло?

Снова прыснула в кулак. Честно, не хотела обидеть, но смешно же! И его юбка поверх кожаных брюк тоже. Сине-бело-зеленая в полоску, как и плед. Собственно, это и есть плед, у Гордона сегодня весь наряд из покрывал, спасибо, хоть рубашку под низ надел, а то скандал!

— Тартан, — скрипя зубами, упрямо повторил приятель. — Не плед, а тартан. У каждого рода свой рисунок. И вообще, невежливо смеяться над чужими традициями! Я же молчу и терпеливо натягиваю на себя… — Тут он немного смутился. — Словом, то, что здесь положено.

— Прости! — Примирительно коснулась его руки. — Я вовсе не хотела тебя обидеть, но со стороны действительно смотрится нелепо.

Представьте себе мужчину, закутанного крест на крест в плед, перехваченный на груди пряжкой-кольцом. Снизу — простая рубашка безо всяких кружев. Еще ниже — очередной плед, кокетливо повязанный на бедрах. И довершают картину узкие кожаные штаны и ботинки на шуровке.

— Я могу еще и лицо раскрасить. На правой щеке — солнце, на левой — луна.

— Н-нн-не надо! — в ужасе замахала руками.

Герцогиня Эсамад — противная тетка, но не настолько, чтобы я желала ее смерти. Если Гордон явится к ней в парадной раскраске, бал превратится в похороны.

— Ты могла бы уделять больше внимания образованию, — подала голос сестра. — Может разразиться жуткий дипломатический скандал, если ты вот так станешь хихикать на одном из приемов.