Лариса вышла к зрителям, прошлась по рядам, внимательно осматривая зрителей в первых рядах. Дабы не быть замеченным Соколов сполз по сиденью ниже, словно змея, чуть вытащив камеру и выглядывая из-под спинки переднего одним глазком, как дешёвая версия Пирса Броснана в роли Джеймса Бонда.
Пройдя по рядам, глядя на каждого напряжённым взглядом, она остановилась на молодой девушке с краю. Показала на неё пальцем и взглянула на Пустова.
– Ты уверена? – спросил он с такой интонацией, будто сейчас вершится суд в Чистилище, и от выбора Ларисы зависит, попадёт ли несчастная в ад или же рай. Та от волнения вжалась в сиденье.
– Да!
Дмитрий улыбнулся.
– Тогда веди её сюда!
– Будет исполнено, – отвечала Лариса, подошла к ней и протянула руку. Та же…
Надо было видеть её глупое лицо с этими нелепыми кривляниями, изобразившее улыбку и радость столь «искренние», что Станиславский в гробу бы перевернулся от такой актёрской игры. Снять бы её лицо на фотокамеру, и эта картинка сразу же бы стала мемом первой тройки в хит-параде десятки лучших в году по версии скандального «MDK». Но, впрочем, учитывая, как многие люди страстно желают стать знаменитыми, то ей даже в чём-то можно позавидовать.
– Иди, иди сюда! Не бойся! – взгляд у Пустова был, как у педофила, встречающего свою «маленькую телом и разумом, но большую душой любовницу». «Увидел бы такое где-нибудь в тёмном переходе – с ума бы сошёл от страха…» – подумал Евгений, качая головой. Когда девушка вышла на сцену, он тут же принял нормальное положение на кресле и продолжил внимательно следить за происходящим.
– Как тебя зовут? – спросил Идрис.
– Кристина, – с лёгкой дрожью в голосе отвечала девушка.
– Мм… Кристина… – довольно промычал Пустов и тут же подал знак Ларисе, чтобы убиралась со сцены. Та ревниво посмотрела на Кристину, но исполнила требование своего начальника, мгновенно исчезнув за кулисами. Идрис продолжал, – страшно?
Она улыбнулась.
– Немножко.
– Не бойся, – улыбнулся Дмитрий, – это всё не страшно. Хотя тебя, конечно же, пугает другое, верно? – вопросительно взглянул на неё.
– Да… – кивнула головой Кристина.
– Твоё будущее! – продолжал Идрис, – но не сомневайся, он пугает всех. Даже меня. Поэтому я и не смотрю своего, ибо ужасно боюсь узнать, что со мной будет. Ты понимаешь, что это означает? – та помотала головой, – ты очень храбрая! Смелее меня. И знаешь ли, я тебе даже чуть-чуть завидую, хоть всем известно, что зависть – плохо, зависть – грех. Мне бы такое львиное сердце, как у тебя, и я бы этот мир покорил. А у тебя всё только впереди. Ничего не бойся, ты со мной, ты в безопасности, никто не укусит, – взял её за руки, – а сейчас сосредоточься и посмотри мне в глаза.
Та повиновалась. Идрис напряг глаза, будто Клинт Иствуд перед финальной дуэлью, и взглянул в её, вероятно, астральную душу. Смотрел долго – около минуты. За это время зал успел от напряжения с ума сойти: кто-то кулаки кусал, а кто дышал так нервно и неровно, будто родовые схватки начались, а принимать некому.
И тут, когда показалось что, от возбуждения уже стены начали гнуться, он отпустил её руки и отвернулся очень сильно перепуганный. Эта Кристина, пускай даже актриса, настолько поверила Пустову, настолько вжилась в роль, что её испуг от реакции Дмитрия был вполне себе реалистичным. Можно даже сказать, пугающе реалистичным. Ведь, мало ли что там увидел Идрис? Одному ему известно. Соколов же удручённо покачивал головой: «Кабы у девушки от его «предсказаний» нервный срыв не случился…» Во всём зале наступила гробовая тишина.