– Но не обо всём на свете стоит рассказывать, – Майки опять закуривает. – Уверен, некоторые вещи хотели бы оставаться инкогнито.

– Этого мы наверняка сказать не можем. Что, если этот памятник хочет попасть на обложку журнала Time?

– Памятник – может быть, но что насчёт жителей улицы?

– Об этом нужно спросить у них лично. Я, между прочим, всегда получаю согласие героев историй. В противном случае, они остаются инкогнито.

– Ну уберёте вы имена. А место-то у жителей тоже отберёте, потому что они не хотели никому рассказывать про свой этот несчастный памятник.

– Так памятник – не частная собственность, иначе стоял бы у кого-нибудь на балконе или в гараже. Так что он принадлежит всем жителям Северного города, точнее, информация о нём. И вообще, вот врачи дают клятву Гиппократа, а журналисты клянутся всем-всем делиться. Поэтому я не должна утаивать от читателей материал, который основан на достоверных фактах и может быть полезным.

– И какая польза будет от статьи об этом памятнике?

– Как минимум привлечёт внимание. Может, после этого дома отремонтируют.

– А что, если их лучше оставить как есть? – не унимается Майки.

– Почему?

– Ну, может кому-то так больше нравится! – он отворачивается.

– Не знаю, кому могут нравиться дома в аварийном состоянии… – О, вон и бар уже видно, – меняет он тему и ускоряет шаг. Чарли так увлеклась спором что не заметила, как они выходят на совершенно другую улицу. Здесь ровными рядами выстроены компактные панельные домики с крошечными балкончиками; ограждение каждого из них облицовано разноцветными пластиковыми кирпичиками. Чарли дивится внутреннему убранству некоторых из них. Одни завалены барахлом (от старых лыж до огромных резиновых жаб), а на других стоят аккуратные маленькие столики. Но больше всего её внимание привлекает балкон, на котором стоит автомат в виде рожка с мороженным.

– Смотри, Майки, – Чарли указывает пальцем на автомат. – Хотел бы я такой, только с зефиром.

– Ням!

– Кар! – Цок-Цок тоже любит зефир и не может промолчать.

До бара остаётся всего несколько метров, но Чарли уже чувствует тень алкогольного запаха, к которому присоединяются басящие гудки сузафона.

– Так там ещё и живая музыка? – Чарли замирает от восторга.

– Каждые пятнадцать минут начинается двухминутное соло одного из инструментов Северной Америки, – поясняет Майки.

– Уже предвкушаю, как… – она осекается, ловя слова о новой статье зубами. – Буду под это потягивать какой-нибудь коктейль.

Майки фыркает и тянет дверь, пропуская Чарли с Цок-Цоком вперёд. Они заходят в небольшое помещение с чёрными стенами, исписанными разноцветными мелками. Прямо посреди надписей в стены врезаны маленькие цветные лампочки, света которых хватает только для того, чтобы разбавить приятный полумрак. В нём едва ли можно полностью разглядеть узкие столики и сидящих за ними гостей, девяносто девять процентов из которых люди, и оленя. Он стоит у столика перед самым входом и пьёт свой коктейль из ведёрка.

– Вон, за стойкой есть места, – говорит Майки и начинает проталкиваться через плотно заставленный столиками зал. Чарли постоянно задевает чужие спины, за что скорее спешит извиниться. Наконец, они добираются до барной стойки и садятся на высокие стулья с сидушкой из зелёного меха. К ним тут же подходит молодой бармен с выкрашенной в розовый с фиолетовыми и голубыми прядями чёлкой.

– Приветствую. Чего хотите?

– Мне как обычно, – с вызовом откинувшись к спинке стула,

говорит Майки.

– Понял. А для подружки и её ворона?