Я взглянула на оранжевый поплавок, приставший к нашей яхте.

– Будет весело.

Паоло снял белую рубашку и бросил ее на сиденье рядом со мной, открыл консоль и вытащил маску для ныряния.

– Что будет весело? – Мой голос звучал пронзительно и даже более взволнованно, чем голос матери на другой лодке. – Что ты имеешь в виду под «весело»?

Паоло легонько сплюнул в маску и протер слюной пластиковую поверхность. Он двигался порывисто, готовясь к этому приключению. Как и я, Паоло имел вкус к острым ощущениям. Я поняла, что вцепилась в поручень, и та часть меня, которая привыкла к воде, отступила. Я снова почувствовала себя беспомощной. Я даже представить себе не могла, что он собирается делать.

– Будет холодно, – сказала я.

Мать семейства с благодарностью посмотрела на Паоло, увидев, что тот спустил ноги с края лодки.

Он покачал головой, глядя на меня.

– Не волнуйся, – сказал он, натягивая маску на глаза. – Я плаваю лучше, чем твой спасатель.

И вдруг он упал, исчез под водой.

Я напомнила себе, что потом, возможно, посмеюсь над этим. Я схватила камеру Паоло и встала, направив объектив на облако его темных волос. Глубина казалась непостижимой, как будто дна вообще не было. Море играло накатывающими волнами, как мускулами.

Я старалась не думать о том, что совершенно нереально найти связку ключей в таком большом и глубоком озере, однако только сильнее любила его за то, что он пытается. Через объектив камеры все выглядело как в кино, и я вспомнила полосы солнечного света на занавесках этим утром и тепло наших переплетенных тел. На другой лодке семья смотрела на поверхность воды, по которой проплывала тень от облака. Кровь пульсировала у меня на шее.

Прошла минута, показавшаяся мне десятью. Потом начали кричать дети, и отец взялся за голову, когда рядом с их громоздким мотором появилось лицо Паоло. Когда Паоло сдвинул маску на лоб и бросил ключи в лодку, я расслабилась и допила вино из стакана.

– Спасибо, спасибо, – повторяли они, перекрывая друг друга.

Паоло помахал им рукой, а потом посмотрел на меня, как бы спрашивая: «Ну, и что я тебе говорил?»

Как только он вернулся в нашу лодку, я подняла его камеру и уперлась локтями в ребра, чтобы руки не дрожали. Паоло вытер воду, стекавшую по лицу, смахнул непослушные пряди волос со лба.

– Я собираюсь тебя сфотографировать, – сказала я ему. – Ты выглядишь как настоящий триумфатор.

Паоло поднял руки и поклонился, словно принимая поклонение толпы, а затем сделал большой глоток из бутылки с водой. Его глаза закрылись от удовлетворения в лучах заходящего солнца.

Я закрыла один глаз и со щелчком запечатлела его образ.

Час спустя солнце уже почти село. Высоко над нашими головами парили две птицы, будто черные бумеранги.

Я налила еще вина.

Позже Паоло взял удочку и проверил крючок большим пальцем: мне показалось, что у него сейчас пойдет кровь. Он вытащил из ведра рыбу-наживку и насадил на крючок. Я не могла не смотреть в пустые глаза рыбы, когда он это делал, и, чтобы преодолеть какой-то первобытный ужас перед всем этим, мне нужно было посмеяться.

– Итак, вся идея заключается в том, что мы протыкаем крючками этих несчастных рыбок и надеемся, что большая рыба их съест?

Смех Паоло звучал как музыка.

– Ну, когда ты это говоришь, звучит не очень хорошо, особенно для маленькой рыбки. – Паоло отпустил леску и повернулся спиной к темнеющему небу. – На самом деле это звучит плохо для любой из участвующих сторон: маленькой рыбешки, большой рыбины и для нас. Но да, в этом вся идея. Эти большие рыбы собираются съесть что-нибудь на ужин, и, если бы у нас не было холодильника, мы бы тоже искали, что поесть. И вообще, это намного веселее, чем ты говоришь.