Я посмотрела на Андре Мейсона. Он явно не понимал кое-чего важного.

– Мы – влюбленные. – Я объясняла это ему, словно ребенку в своем офисе. – Я доверяла Паоло.

Мейсон стиснул зубы, и ручка вернулась к блокноту.

– Извините. Продолжим.

Я рассказала ему о планах Паоло порыбачить, о семье на другой лодке, о том, как Паоло нырнул за их ключами. Андре спросил, видела ли я раньше эту семью, поинтересовался маркой их лодки.

Я все это уже проходила. Мое выражение лица, должно быть, ответило на половину его вопросов.

– Хм, ладно. – В его голосе звучало недоверие, но я не видела, во что тут можно было не поверить. – Есть моменты ночи, которые вы не помните?

– Наверное.

– Вы помните, как ложились спать? Мистер Феррера был с вами, когда вы ложились спать?

Мне стало жутко от того, в чем собиралась признаться.

– Этого… я не знаю.

Короткий кивок.

– Как часто вы забываете, что произошло накануне?

Что-то в этом вопросе заставило мое сердце забиться быстрее, как на резком повороте или как на экзамене, к которому не готовился. Всплыли все тревожные кошмары, связанные с неподготовленностью, с беспомощностью. Мои руки были скользкими от пота. В глубине моих глаз горел багровый гнев.

Почему же я не могу вспомнить? Мейсон задал разумный вопрос, но я чувствовала, что ко мне относятся чудовищно несправедливо. Я знала, сколь ненадежными могут быть воспоминания, как они искажаются и разбиваются на отдельные фрагменты и как все эти искажения могут перерасти в серьезные неточности. Тем не менее я доверяла своей памяти – стальной клетке, одинаково надежной на высших точках мании и в глубинах депрессии. Да и алкоголь никогда не мог лишить меня ни одного воспоминания – даже если позже я жалела об этом.

Ночь на борту парусника была другой. Я вспомнила вкус вина и дрожь в ногах от мягкого покачивания лодки. Я вспомнила, как опустилась тьма, а потом – ничего, словно мой разум был компьютером, который кто-то взломал, чтобы удалить один конкретный файл.

– Нечасто, – наконец ответила я.

– Вы выпивали?

«Снова за свое», – подумала я.

– Только немного вина. Стакан или два.

Не настолько много, чтобы стереть воспоминания или остановить их формирование. Я представила, как напряглись мускулы на руках Паоло, когда он откупоривал бутылку, а потом небрежно опустил штопор в карман. Он должен был исчезнуть, когда я уже вырубилась. Все внутри меня сжалось от этой мысли. Вернее, от того кошмара, о котором я едва могла позволить себе думать.

Мои руки вспотели, и я почувствовала, как дрожит моя челюсть. Я уставилась на столешницу, и неожиданно мне захотелось удариться об нее лбом.

Детектив Мейсон в который раз слегка прищурился.

– Вы упомянули в разговоре с полицией на месте преступления, что у вас вроде как заходила речь о вашем предыдущем парне?

– О.

Мои брови взлетели. Я выпила вторую чашку кофе и поставила ее на стол.

– Да, но это была просто глупость. Ничего особенного. Никак не настоящая ссора.

– Мистер Феррера был расстроен после этого вашего разговора?

Я не могла удержаться, чтобы не закатить глаза.

– Если только на какую-то долю секунды. Это не так уж и важно, по правде говоря.

– Быть может, расстроились вы? – Глаза Мейсона сузились еще больше.

Кончиком пальца я нащупала шрам от наручника на левом запястье. Слез еще не было. Они все еще были глубоко, под страшным гнетом всей этой вынужденной концентрации.

– Вы можете сделать из мухи слона и назвать это аргументом. Понимаете, о чем я? Вы можете спрашивать меня снова и снова – все останется по-прежнему.

Один росчерк. Снова кивок.