– Увы.
– Можем ли мы запросить помощи у наших европейских коллег? – агент Джонсон и сам понимал, насколько это непопулярное предложение. Ведь неспособность ТАКС решить задачу собственными силами – это слабость, а в теневых играх любая слабость может быть использована против тебя.
И хотя то противостояние вроде бы давно закончилось, Старый Свет все равно помнит. Старый Свет не преминет воспользоваться это слабостью.
Война закончилась, но это не значит, что бывшие враги перестали вставлять друг другу палки в колеса при первой же возможности.
– Вы не поверите, но это было первое, что я сделал после того, как услышал о вашей неудаче в Оклахоме, – сказал директор Смит. – Но у них тоже только один Цензор и мне дали понять, что он очень занят, пытаясь предотвратить очередной балканский кризис или что-то вроде того.
Агент Джонсон отметил, что ситуация еще серьезнее, чем он думал. Раз уж директор Смит обратился за помощью к европейцам так быстро…
– Возможно, они говорят правду, Леннокс. Возможно, они лгут, или тянут время, испытывая нас, хотят посмотреть, на что мы готовы пойти. Возможно, это начало долгого торга, в ходе которого нам придется пойти на уступки. Но в ближайшие месяцы они своего Цензора к нам не отправят.
Ситуация серьезная, а значит… Агент Джонсон решил, что можно попробовать.
– Но ведь на самом деле помимо мистера Прайса у нас есть другой Цензор, – сказал он.
Он ожидал, что директор ему откажет. Он был готов услышать твердое и решительное «нет» прямо сейчас. Такое «нет», после которого дальнейший разговор будет уже невозможен, по крайней мере, это его направление, и агенту Джонсону предложат поискать другие варианты.
Любые другие варианты.
Но директор опустил взгляд и устало потер виски.
– Знаете, что хуже всего, Леннокс? – спросил он. – Хуже всего, что министр финансов тоже об этом знает.
– И это плохо, потому что…
– Потому что, возможно, очень скоро он будет настаивать, чтобы мы это сделали, – сказал директор Смит. – Но это ровно та ситуация, когда мы попытаемся тушить лесной пожар напалмом.
– Мы использовали ее в этом качестве, – напомнил агент Джонсон.
– Четыре раза, и последний был больше года назад. И мы прекратили это, потому что возможный риск превышает любые бонусы, которые мы можем получить с ее помощью. Кроме того, тогда мы еще точно не знали историю ее происхождения. А теперь знаем.
– Она может убить кого угодно.
– Именно это, – мрачно сказал директор Смит. – Меня и беспокоит.
– Она ничего этого не помнит. И если текущий кризис настолько серьезный, мы можем выпустить ее на сцену. Еще один раз.
– Я знаю, что вы ей симпатизируете, – сказал директор Смит. – Не стоит об этом напоминать.
– Тогда мы допустили ошибку.
– И я не хочу, чтобы теперь мы допустили еще одну, – при одном упоминании той истории директор Смит как будто бы разом постарел на десяток лет. – В тот раз мы не знали, кто она. А директор Доу знал, и сознательно вел ее по пути разрушения. Директор Доу был членом культа Матери Хаоса и хотел спровоцировать Ночь Черепов, и, хотя мы знаем, чем он кончил, мы до сих пор понятия не имеем, почему тогда в Йеллоу-Парке Ночи Черепов так и не случилось.
– Поэтому мы заперли ее в камере, напоминающей банковский сейф, и пичкаем лекарствами двадцать четыре часа в сутки?
– А что еще мы можем сделать? – вопросил директор Смит. – Мы даже убить ее не можем, потому что Тайлер Пирпонт считает, что именно смерть физической оболочки высвободит ее… ту ее часть, на которую они молятся в своем культе, и тогда Йеллоу-Парк покажется нам пикником в летнем лагере для бойскаутов. И это не говоря о факторе ее отца.