– Дочечка моя…

– Уходи, – упрямо повторила та, и женщина, постояв ещё с минуту, медленно поплелась обратно.

Опущенная в полумрак комната сузилась, смялась, стены её потеряли четкость, расплылись безнадежным туманом. Пленница прислонила голову к двери и безучастно посмотрела в подкроватную черноту, откуда сверкнуло два зеленых огонька.

– Ах, это ты, – ласково сказала Злата. – Иди сюда, не бойся.

Она похлопала ладонью по бедру, и через несколько мгновений показалась настороженная кошачья голова.

– Кис-кис-кис!

Кот выбрался, осмотрел произошедшие перемены в обстановке и по-хозяйски устроился на коленях. Он позволил себя погладить и залился трескучим мурлыканьем.

– Остались мы с тобой одни, – тоскливо произнесла девушка.

День тянулся в безысходной неподвижности, обволакивал скукой, погружал в грусть. Несколько раз в одиночество врывалась ехидная Маша. Сперва она нарочито громко шныряла за дверью и как бы случайно задевала её, так что по комнате разносился глухой стук, а потом и вовсе осмелела и ядовито процедила:

– Сиди там до конца своих дней!

Старшая сестра качала головой и не отвечала, безуспешно вспоминая, где и как обидела младшенькую Машу.

Под вечер, когда синие тени заползли через узкие щели забитого окна, прибежал Тимоша. Он просунул несколько спелых вишен и, словно заговорщик, громко прошептал:

– Сегодня я никак не могу найти Никиту! Но ты не бойся, время ещё есть, я обязательно скажу ему, что тебя закрыли!

– Не надо! – поспешно ответила Злата.

– Почему? У вас же любовь…

– Нет у нас никакой любви и никогда не будет.

– Но почему? Он такой сильный!

Девушка улыбнулась, подбирая слова.

– Понимаешь, малыш…

– Я уже большой! – в голосе зазвенела обида.

– Конечно, прости! Не надо его искать, потому что у нас нет любви.

– Но я видел, как он много раз приходил к тебе под окно…

– Это же ничего не значит.

– И стоял вот тут, – настойчиво продолжил мальчик, глядя себе под ноги.

– Я его об этом не просила. Кто виноват в его упертости! – разозлилась сестра, вспоминая, как Никита нарушал её покой.

– Ну ла-а-адно, – расстроился Тимоша, – а он мне нравится… Он бы тогда эту Машку, дуру… Растрепала всем девчонкам, что тебя наказали!

– Не знаешь, чем я её обидела?

– Нет, не знаю. Слушай…

Девушка приникла к окну и увидела, как мальчик смотрит куда-то в сторону. С каждым мгновением его детские глаза расширялись и наполнялись страхом.

– Тима, что там? Не молчи! – Злата стукнула ладонью по деревяшке, чтобы привлечь внимание брата.

***

Мила привела в порядок дом, накормила ужином младших детей, украдкой отнесла еду запертой дочери и вышла во двор. С севера потянуло холодом, и она зябко передернула плечами. Высыпали мелкие точки звезд, и месяц сонно показался сквозь бледную вуаль неба. Поселок стих, приготовился, сердца людей наполнились тяжестью, но повсюду звучали спокойные звуки природы. Дневные птички смолки, и округу огласили их вечерние сменщики. Грустная нежная песня доносилась из каждой кроны, из каждого высокого куста.

Женщина ступила на мягкую траву и медленно побрела к распахнутой калитке. Она поравнялась с ней, остановилась, пригляделась в даль дороги и неудовлетворенно скривила губы. Все соседи закрылись в домах, и только бесстрашный Ярослав продолжал разгуливать по поселку. После ссоры с дочерью он ни с кем не хотел разговаривать, и даже ласковые речи жены не сломили упрямого характера.

В стремительно набегающих сумерках показалась фигура, и женщина воспряла. Она поправила волосы, одернула складку юбки и приняла самый ласковый вид.