– писала Анна Ахматова. В свою очередь, она неприязненно относилась к власти, в частности к Сталину, называя его «усачом»: «В сороковом году Усач спросил обо мне: “Что делает монахиня?”»

«Монахиня» писала стихи, которые никак не могли появиться в печати. Старые поклонники помнили ее исключительно как лирического поэта, а она с годами превратилась в гражданского, большого поэта страданий и боли своих соотечественников, и об этом больше знали на Западе, чем в собственной стране. Не случайно критик Владимир Вейдле с «того берега» писал, что Ахматова не приняла решение покинуть родину, потому что «она все приняла, и кресты эти, и воронов, голод, маузеры, наганы, серость новых хозяев, участь Блока, участь Гумилева, осквернение святынь, повсюду разлитую кровь. Она все приняла, как принимают беду и муку, но не склонилась ни перед чем… Сама она никуда уезжать не собиралась. Ее решение было непреложно, никто его поколебать не мог. Пытались многие, друзья один за другим уезжали или готовились уехать… Я чувствовал и что она останется, и что ей нужно остаться. Почему “нужно”, я, может быть, тогда не сумел бы сказать, но смутно знал: ее поэзия этого хотела, ее нерожденные стихи могли родиться только из жизни, сопряженной с другими, со всеми жизнями в стране, которая для нее продолжала зваться Россией…»

Слова Вейдле можно понять так, что Ахматова надеялась через жертвенность достигнуть гражданской и творческой победы. И сразу возникает вопрос о цене победы. В цикле «Северные элегии» (1945) Ахматова писала:

Непривычные строки, многим даже и неведомые, правда? Это не то, что хрестоматийные строки, посвященные Пушкину:

Можно много чего вспомнить: годы войны и тяжелое бремя эвакуации. Про «Ташкентскую тетрадь». Лихие строки о том, что

Или:

Война заканчивалась, и казалось, что можно вздохнуть полной грудью, но нет. Вождь продолжал вздрючивать народ и особенно творческую интеллигенцию. Как гром среди ясного неба, появилось злобно-мстительное постановление ЦК ВКП(б) от 14 августа 1946 года, в котором экзекуции были подвергнуты Михаил Зощенко и Анна Ахматова, о последней говорилось, что-де «Ахматова является типичной представительницей чуждой нашему народу пустой безыдейной поэзии. Ее стихотворения, пропитанные духом пессимизма и упадничества, выражающие вкусы старой салонной поэзии, застывшей на позициях буржуазно-аристократического эстетства и декадентства, – искусства для искусства, не желающей идти в ногу со своим народом, наносят вред делу воспитания нашей молодежи и не могут быть терпимы в советской литературе…»