– Эти продавать не будем, – зыркнула на царя мать.

– Да я и не собираюсь, матушка. Я их и показывать «гостям» или иноземцам-то боюсь. Ещё войну устроят.

Теперь настала очередь письма от Петра Дмитриевича.

Великий Государь хочу попросить тебя, – писал после приветствий Пожарский, – Те деньги, что выручил от аукциона, потрать на строительство приюта для беспризорников, что по Москве бедуют. Найми несколько женщин, чтобы они им еду варили и обшивали да обстирывали. Кроме того найми несколько иноземцев, чтобы учили детишек иностранным языкам, английскому, немецкому, голландскому, да французскому. Наши дьяки или подьячие пусть счёту и письму выучат, а назначенные патриархом монаси, которые пограмотнее, слову божию. Ещё стрельцов поопытнее к ним приставь, чтобы воинскому делу учили. Детишек набери в возрасте семи – восьми годков и пусть их до пятнадцати лет обучают. Больше двух десятков не набирай. И будет у тебя, Государь, через семь лет готовые толмачи, которые и здесь на Руси переведут слова иноземцев и отправить их с посольством можно в земли любые. Самое же главное станет на двадцать душ тебе преданных больше и на двадцать татей или побирушек меньше.

Ещё, Государь, сообщи об этом деяние боярам, да князьям и объяви, что кто сделает так же, то ему патриарх знак особый пожалует. Знак этот назови медалью. Одна такая медаль лежит на дне сундучка в коробочке. Может и не дорос я ещё советы Государю, да патриарху давать, только говорят, что так турецкий султан поступает, и самые лучшие воины янычары из таких детишек и вырастают у него. А ведь он, почитай, уже половину мира заграбастал. За сим откланиваюсь. Не гневайся Государь на неразумного.

Медаль была в коробочке. К серебряной пластинке с заколкой на цепочке из трёх звеньях был прицеплен кружок из серебра и на нём выгравировано «за дела угодные господу». С другой стороны был крест с распятым Иисусом.

– Не гневайся, Государь, на неразумного, – повторил Филарет последнюю строчку письма. – Правду говорят, что Соломону впору у маркиза нашего учиться. Дай бог ему долгих лет. Строй приют, Миша. А с боярами я ужо поговорю. За такую «медаль» одного приюта на Москве мало, пусть второй в другом, каком городе открывают. Скажу потом, сколько медалей Петруше заказать.

Событие шестнадцатое

Колокол получился. Пётр Дмитриевич Пожарский стоял рядом с мастером колокольным Иваном Самсоновым и уже прикидывал, где брать огромное количество меди и олова. В фильме про Царь-колокол, стоящий в Москве в Кремле, как экспонат музея под открытым небом, говорилось, что главная причина того, что колокол лопнул при пожаре – это использование при литье бронзы от старых колоколов. Чтобы получить качественный колокол, нужно лить из свежих материалов и чтобы в олове и меди было меньше примесей. Процентное соотношение 80 на 20 Пётр запомнил. Он переговорил об этом с Самсоновым ещё при закладке барака, в котором мастера будут работать, не под открытым небом ведь зимой колокола лить. Решили попробовать сначала на меленьком 26 пудовом «колокольчике».

Пётр свёл Самсонова и иконописцем Иоакимом Прилукиным и резчиком по дереву Сидором Щеглом.

– С четырёх сторон колокола должны быть иконы, а по верхнему и по нижнему поясу надпись, слова из какой ни будь молитвы. Нарисуете, позовёте, – дал задание мастерам тогда княжич и переключился на фарфор.

Через несколько дней рисунки были готовы, княжич посмотрел их и утвердил.

– Теперь делайте модель из дерева.

– Мы же всегда по лекалу льём, – запротестовал Самсонов.