– Хорхе насмехался надо мной, – выпалил Костя, останавливаясь. – И соседки тоже.

– Что?

– Почему?

Родители удивлённо обернулись.

– В прошлую пятницу я бежал из школы и слышал, как они сплетничали. Говорили, что наш дом один не наряжен.

– Мы нарядили, – мама нервно улыбнулась. – Внутри.

– И ещё про решётки.

– А что решётки? – нахмурился отец.

– То, что мы… – Костя стыдливо запнулся, – сальвадес.

Наверное, целую минуту все стояли молча и старались не встречаться взглядами. Потом Марина непонимающе развела руками:

– Зачем же они звали нас в гости?

– Для смеха, – предположил Костя, уткнувшись глазами в песок.

– Ну да, – кивнул Игорь. – Виноград мы наверное тоже едим, как… сальвадес. Или ещё чего-нибудь. Ладно. – Он хлопнул сына по спине. – Идёмте домой.

Пока возвращались с пляжа, погода поменялась – ветер стих, заметно похолодало, и начал сгущаться туман. Для Малаги это было явлением совершенно обычным, но сегодня, в этот «неправильный» сочельник страсть как хотелось чего-то необычного.

– Как будто снег пойдёт, да? – тихо заметил Костя и для большей наглядности зарылся носом в воротник куртки.

Отец промолчал, а мама вдруг стала напевать:

– Ма-аленькой ёлочке холодно зимой.

Тихонько, ласково. Будто колыбельную ребёнку. Отец широко улыбнулся и запел в унисон.

– И-из лесу ёлочку взяли мы домой.

– Как дети, – притворно вздохнул Костя и тоже подхватил.

Оказалось, что песню целиком знала только мама. Она старательно пела все куплеты подряд, Костя сбивался и прыгал с пятого на десятое, а отец вообще не заморачивался и раз за разом затягивал первые две строки. Причём всё громче и громче. Когда подходили к дому, он уже буквально горланил слово «маленькой», да ещё и пытался вальсировать с мольбертом. Бешеное пение эхом разносилось по всей улице, Костя хохотал в голос, даже бока заболели, а Кике пытался подвывать.

В соседских, окутанных гирляндами домах горел свет. Где-то шумели голоса, где-то громыхала «Feliz Navidad». Для испанцев эта песня была примерно тем же, чем для американцев – «Jingle Bells» или для русских – «Ёлочка». В общем, местные вовсю праздновали, и вряд ли кто-то слышал кошмарный отцовский вокал, но маме всё равно стало неловко.

– Вливаться, – напомнила она.

– Да ладно, – Игорь хмыкнул. – Мы же сальвадес.

Снова повисло тяжёлое молчание, все погрустнели, задумались.

– Сынок, – вдруг обратилась мама. – А почему ты бежал?

– Бежал? Когда?

– Ты сказал, что бежал из школы. Тогда, в пятницу. Но ты пришёл на час позже. Так откуда ты бежал?

– Из парка. Ну, в общем… Я там встретил одного человека. И он сказал, что Кике налил лужу в моей комнате. Понятия не имею, как он узнал, но…

– Что за человек?

– Какой-то инструктор.

– Костя, – Марина остановилась на лужайке и строго упёрла руки в бока. – Мы ведь с папой уже сказали – никакого мотоцикла до шестнадцати лет. Никакого вождения, никаких инструкторов.

– Нет, он – инструктор не по вождению, а… – Костя смутился. – Я толком не понял. Хотя говорил он по-русски.

– По-русски?! – отец, уже открывая входную дверь, вздрогнул. Обернулся и впился внимательным взглядом в сына. – Как он выглядел? Что говорил?

– Как выглядел? Очень высокий, за два метра. А говорил… – Костя наморщил лоб, вспоминая. – Про солнце. Что оно слишком яркое с непривычки. А ещё он знал, как меня зовут.

Мама с отцом напряжённо переглянулись.

– И сказал, что знает всё, – вспомнил Костя. – А потом, когда я уже убегал, крикнул: «Увидимся!». Ну, по-испански – «нос вемос».

Игорь вдруг замер. Уставился взглядом куда-то сквозь Костю и застыл, будто лягушка в траве или игуана какая-нибудь. В общем, так, как умеют только холоднокровные. А потом быстро нырнул в темноту пустого дома, как в ледяную воду, и только бросил через плечо: