– Так, Кике. Хватит дурить, – Костя решительно нахмурился. – Дуй в свою виллу.

Но заманить собаку в конуру оказалось невозможно. Костя приказывал, просил, уговаривал, махал перед мордой ретривера резиновой косточкой и кулаком, а потом сбегал в дом и вернулся с куском пирога. Но даже это не помогло – Кике не двигался с места и только переминался с лапы на лапу. А когда Костя схватил пса за ошейник и попытался затащить внутрь силой, тот вспахал газон всеми четырьмя лапами, но всё же вывернулся и отбежал на безопасное расстояние. В итоге пришлось показать пример и залезть в конуру самому.

– Вот, видишь. Совсем не страшно. – Костя высунул голову. – Ко мне, Кике.

Ретривер в ответ трижды гавкнул и отвернулся – похоже, слушаться человека, сидящего в собачьей конуре, пёс считал ниже своего достоинства.

– Балбес, – буркнул Костя, на четвереньках выбираясь наружу.

– Буэнос диас, – скрипнул старческий голос.

От неожиданности Костя вздрогнул и ударился спиной. Поднимаясь на ноги, поздоровался в ответ:

– Буэнос диас, донья Роза.

Старушка-соседка, подслеповато щурясь, выглядывала из-за угла живой изгороди, лукавая улыбка играла на смуглом, морщинистом лице.

– Тормента, – донья Роза ткнула пальцем в небо.

Тормента. Гроза.

Костя снисходительно хмыкнул в ответ, но, глянув вверх, удивлённо поднял брови. На голубом безоблачном небе чернильными пятнами разливались невесть откуда взявшиеся тучи. Густые, грозные. Вдали, за спиной старушки сверкнула молния, а через несколько секунд раскатисто прогремел гром. Донья Роза вздрогнула и засеменила в дом, а Кике испуганно вякнул и юркнул в суперконуру. Только Костя остался стоять на месте.

«Кто увидел молнию, готов к удару грома», – вспомнилось ему, и по спине пробежали мурашки.

Испания, Малага / 24 декабря 1994 года

Стрелки старинных напольных часов напряжённо застыли без одной минуты пять, могучий маятник за стеклянной дверцей мерно ходил туда-сюда.

– Щас, щас.

Отец возбуждённо поправил очки, смахнул со строгого лакированного корпуса невидимую пылинку, и в этот момент часы начали бить. Яростно, хрипло, оглушительно. Мама отпрянула назад, а может, её отбросило звуковой волной. Костя устоял на месте, только скривился, Кике жалобно взвыл.

– Внушает, да? – восхищённо поинтересовался отец, когда часы наконец стихли. – Настоящий антиквариат! Как вам? А, Маринка? Константин, как тебе?

Костя понимающе переглянулся с мамой и осторожно кивнул:

– Внушает.

– А это, Игорь? – Мама с опаской глянула на большую картонную коробку. – Ещё один сюрприз?

– А, это? Сейф.

– Сейф? Зачем нам?

– А затем, сын, что деньги хранят в сейфе.

– Хочешь сказать, что после этого, – мама указала на громоздкие часы, – у нас ещё остались деньги?

– И не только деньги, – воодушевлённо продолжал отец. – Каждый из нас положит в сейф одну вещь, которую считает самой ценной.

– Самой ценной? – Костя пожал плечами. – Даже не знаю.

– Зато я знаю, – заявила мама.

Она решительно вышла из гостиной, а отец тем временем принялся распаковывать сейф. Нетерпеливо, жадно разодрал коробку, словно ребёнок – упаковку с подарком, повернулся и, указывая на массивный металлический куб, похвастал:

– Огнеупорный, электронный, высшая степень защиты. А как считаешь, – он доверительно понизил голос, – маме понравились часы?

– Думаю, она в восторге.

Костя никогда точно не знал, действительно ли отец не замечает иронии и не слышит критики или же просто умело притворяется. С одной стороны, если бы Игорь Доров в самом деле не чувствовал собеседника, то вряд ли бы стал успешным московским, а теперь ещё и испанским бизнесменом. С другой – если притворялся, то выходило очень убедительно. Вот и сейчас отец лишь неопределённо глянул на сына, а потом подошёл к ярко наряженной ёлке и принялся крутить пальцами стеклянную фигурку поросёнка. В красном колпаке и с надписью «Feliz Navidad!» на розовом пузе.