Только поморщила нос недовольно, увидев выступившие пятна молока на тонком платье:

- Грудью кормишь?

- Ага. У меня ведь дочке месяц всего.

- А вот это не пойдет. Что-то одно выбирай: или дочку кормить или у меня жить беззаботно и деньгу заколачивать.

- А что же мне делать?

- Чтобы молоко сгорело – грудь потуже перевяжи. Через две недели будешь «как новенькая», - Зося усмехнулась: - А с ребенком сама решай. Кстати, сейчас он где?

- Она,- шепотом поправила Лариса.

- Что ты сказала? – не поняла Зося.

- Она. У меня девочка, - Лариса стала говорить чуть громче.

- Да мне-то какая разница?! Хоть девочка, хоть припевочка – твой ребенок, твоя проблема, - Зося недовольно насупила выщипанные в ниточку бровки.

Лариска, приехав домой, разорвала почти новую простыню и туго перебинтовала грудь.

Баба Галя, увидев дочь, чуть не грохнулась в обморок:

- Ты что это удумала? Ребенка кормить чем будешь?

- Не стану я её кормить! Сказала уже – хочешь, сама воспитывай, не хочешь – в детдом сдай.

Повздыхав немного, баба Галя выскребла из под матраца последние деньги и отправилась к соседке, которая держала козу. Договорилась с женщиной, что та будет давать молоко для девочки, пока не закончатся деньги.

Через две недели, рано утром, когда мать ушла за молоком для ребенка, Лариска, чмокнув в щечку дочь, подмигнув ей на прощанье, сказала:

- Расти пока, а мне пора.

Утренний автобус, идущий к вокзалу, отъехал от крохотной автостанции в восемь утра.

Когда баба Галя вернулась домой, дочери уже и след простыл.

Она взяла на руки начавшую хныкать внучку:

- Ну, ничего. Ну, мы тут как-нибудь. Люди везде живут и выживают. И мы не помрём…

4. Глава третья

Галина, усадив внучку перед собой на табурет, поглядывая в окно за которым сгустились сумерки, расчесывала щеткой Викины волосы.

Девочка, которой летом исполнилось шесть, недовольно морщилась, пыталась протестовать:

- Ну бабушка… ну хватит…больно же…

- Ничего не больно! Терпи! За волосами нужно ухаживать. Иначе повыпадают, и будешь «лысая», как соседская Людка.

Этой нехитрой процедуре Галину научила врач педиатр, когда три года тому назад в Палермо вспыхнула эпидемия кори, и дети стали умирать один за другим.

Родители и не подумали везти малышей в больницу, а потому, раним утром, в поселок въезжала карета скорой помощи, привозившая районного педиатра, который, обходя дома один за другим, осматривал ребятню, раздавал привезенные лекарства, давал указания по уходу родителям.

Родители тут же забывали о том, что говорил врач.

Им было не до того.

У них были другие заботы и проблемы.

Хорошо, если в семье был старший ребенок, можно понадеяться, что он присмотрит за малышом, даст ему вовремя лекарство. Но это только в том случае, если «старший» еще не успел сам подсесть на чертову ширку.

Врач толкнула дверь домика на краю посёлка.

Двери в Палермо запирать было не принято, а уж стучать - тем более.

Вошла в полутемную комнату, единственное окно которой было завешено красной тряпицей.

Хмыкнула себе под нос, зная эту народную примету: завесить окно чем-то красным, если в доме больной «краснухой». Примета эта не спасала ребенка от болезни, но суеверные бабы ей верили.

- Где ваш ребенок? Давно болен? – врач обвела взглядом комнатку.

В углу, на полу, на сложенном вдвое, чтобы было теплее, домотканом половичке, что-то складывала из кубиков трехлетняя Вика.

- Да не захворала внучка моя, слава Богу, пока здорова.

- А красное на окне тогда зачем?

- Бабы посоветовали. Вот и завесила. Да и из окна не так дует. По любому – польза.

Врач осмотрела девочку, подтвердила, что та здорова. Погладила ребенка по голове: