– Жди здесь, я сейчас оденусь, и поедем, – и, понизив голос, предупредила: – И даже не думай что-нибудь спереть.
Она бросилась назад в спальню и заскочила в гардеробную (при отделке квартиры она специально оговорила с дизайнером наличие небольшой комнатки для своих нарядов и туфель, чтобы все было так, как положено в богатой и красивой жизни, которую показывали по телевизору).
Вся одежда была строго ранжирована и развешена в маниакальном порядке – справа белая, слева черная. Других цветов Женя не признавала. Считала дихроматическую гамму своей фишкой, изюминкой, прихотью, придурью – чем угодно. Даже джинсы и те покупала или черные, или белые. Она достала легинсы из второго ящика снизу, где держала брюки. Заправила в них рубашку, сверху набросила белый свитер популярного нынче фасона oversize. Быстро скрутила белокурые локоны в модный пучок и надела в уши маленькие бриллианты. Неважно, что моветон с утра пораньше. Ее бриллианты не должны тухнуть в коробочке.
Женя принадлежала к той счастливой категории женщин, которые одним взмахом руки могут превратить едва проснувшееся чучело в фотомодель. Абсолютно симметричное лицо, лишенное яркой красоты, но пленяющее совершенством линий, полнокровными губами, тонким носом и внимательными серыми глазами, смотрящими слишком цепко и взросло. Взгляд единственный выдавал в ней настоящий возраст. Все остальное могло бы принадлежать подростку.
Подмигнув собственному отражению в зеркале – тощему, бледному и очень привлекательному, Женя, схватив огромную сумку, вернулась в спальню.
Станислав в призывной позе лежал на кровати. Он откинул тонкое одеяло, жестом приглашая Женю присоединиться к нему.
– Может, ну его, пацана? – улыбнулся он, и у Жени захватило дух. Неужели она все-таки сорвала джекпот?
Она поколебалась, изобразив на лице муки выбора. Тяжело и выразительно вздохнув, покачала головой:
– Не могу, но сбереги это (выразительно кивнула на то, что демонстрировало во всей красе откинутое одеяло) до моего прихода.
Станислав перевел взгляд вниз и нахмурился.
– Круассаны не покупай, так и знал, что наберу в Гермашке.
Женя пропустила реплику мимо ушей. Иногда Станислав был обеспокоен своим весом больше, чем балерины Большого театра. Послав ему воздушный поцелуй, она рванула в коридор.
Мальчишка разглядывал одну из картин – пастель молодого грузинского художника, – изображающую смешного диспропорционального человечка. Он так засмотрелся, что не услышал, как Женя открыла встроенный шкаф и достала пару кроссовок. Надела и с удовольствием оглядела себя в зеркале – звезда как есть! Подошла к пацану и подтолкнула его к выходу.
– Поехали!
– Куда? – Лева не сразу понял, что происходит.
– На кудыкину гору, расскажешь мне, какая милая женщина тебя ко мне отправила.
– Да никто меня не отправлял, – снова слабо запротестовал Лева, но Женя пинком отправила его на лестничную площадку и захлопнула за собой дверь. Только после этого смогла перевести дух.
Нажав на кнопку вызова лифта, она присела перед пацаном и посмотрела ему в глаза. Серые, почти призрачные.
– Послушай, дружок. Нет у меня никаких детей, понял? Не-ту. А еще одна такая шутка, так их и не будет. – Она кинула быстрый взгляд на дверь. Станислав не стал бы подслушивать, но лучше всегда соблюдать осторожность, это Женя хорошо усвоила. – Поэтому поехали, откуда ты приехал, я хочу поговорить с тем, у кого ума хватило так меня подставлять.
Не слушая слабые Левины протесты, она втолкнула его в огромный хромированный лифт – еще раз с удовольствием окинула взглядом свое отражение в зеркале. За последние пару лет по просьбе Станислава ей удалось похудеть почти до пятидесяти пяти килограммов – при росте в сто семьдесят пять сантиметров смотрелась она просто сногсшибательно. Любимый был прав. Ведь даже свитер, на четыре размера больше необходимого, ее ничуть не полнил, а, наоборот, создавал тот самый эффект хрупкости и призрачности, который одежда oversize придает только моделям в рекламе. Все остальные в таких свитерах напоминают бабу на чайнике.