– То ли это слово? – усомнилась редактор. – Разве они поют?

– Поют, поют, – артачился Даур. – Еще как поют!

В остальном он готов был идти навстречу. Достаточно вспомнить, что всех незнакомых женщин на улице, продавщиц в ларьке и вообще любых теток, независимо от вида и возраста, он звал просто «доченька». Исключение Даур сделал только раз на моих глазах для совершенно реликтовой, дико агрессивной матерщинницы, которая обложила его на улице по полной программе.

Ее он назвал «матушка».

Что делать, если издатель яростно требует выпустить полное собрание сочинений, втиснув в один том романы, повести, рассказы, гирлянду очерков, эссе… – радоваться или упираться?

– Смотря какую ставить цель, – глубокомысленно заметила моя мать Люся. – Чтобы в твоей книге было ВСЁ – и ее бы никто не читал? Или не всё, но читали бы все?

Вопрос был исчерпан.

Рукопись книги, продуманную до мелочей, – корпус текстов Даура, наши слова любви, буквицы, концовки, шмуцы, оригиналы рисунков Тишкова – я повезла в дорожной сумке на Казанский вокзал проводнице фирменного поезда «Урал» и постояла на перроне, пока темно-красный поезд с желтой полосой и занавесками с гроздьями рябины тронулся в путь, пока исчезли вдали огни концевого вагона.

Прав был Даур: все наши дела подхватывает ветер и уносит, так сказать, в великое пространство… Близилась осенняя книжная ярмарка на ВВЦ, и мы на нее успевали. В день открытия нам улыбнулась фортуна: в «Экслибрисе» – книжном приложении к «Независимой газете» – вышла в свет вновь обретенная беседа Тани Бек и Даура «Огонь в очаге»!

Все, кто умел читать, читали «Экслибрис», любое упоминание, оброненное на его страницах во время ярмарки, влекло за собой успешные продажи, а тут – целая полоса с портретом Зантария в центре – и броский подзаголовок: вышел долгожданный «Колхидский странник»… Налетай!

Как о великом сюрпризе я сообщила об этом Татьяне Бек. Больше, чем этой публикации, мы радовались только самой книге. Коробки с первыми ласточками прибыли на московскую ярмарку прямо из екатеринбургской типографии «Уральский рабочий», и Леонид Тишков, поспешив на презентацию, уже звонил с донесением, что встретил мужика, на ходу читавшего «Колхидского странника».

– А это нам знакомый человек? – спросила я осторожно.

– Абсолютно нет, – ответил Лёня.

Зал был полон. Я обнимала и целовала всех без разбору и благодарила причастных за публикацию «Огня в очаге». Клянусь, у меня и в мыслях не было, что здесь может что-то кому-то причитаться! Тут бы не грех и приплатить, только бы все так славно сложилось и на целый подлунный мир прогремела Танина с Дауром рукопись, можно сказать, найденная в Сарагосе.

Черт меня дернул ненароком обнаружить, что автору беседы полагалось небольшое денежное вознаграждение. Я, разумеется, не стала заморачиваться, но Таня – справедливая душа, абсолютно щедрая и бескорыстная, возмутилась не на шутку.

– Как? – удивилась она, и в ее голосе зазвучали металлические нотки. – Редактор забрала себе чужие деньги?

Я попыталась оправдать коллегу – та лила воду на нашу мельницу, оперативно, профессионально, с помпой и с исчерпывающей преамбулой (моей). Может, у нее было несчастливое детство, но она человек, и ничто человеческое ей не чуждо. Вы поэт, говорила я Тане, вам достаточно взглянуть и понять, что творится в душе у редактора. Почему бы не поговорить с ней, раз вам так хочется узнать, есть ли у нее совесть.

– Вы и поговорите, – сердито отвечала Таня. – Раз вы все это затеяли, надо отвечать на вызов, который бросает вам жизнь, а не сваливать все на другого и ждать, когда он кинется на амбразуру.