«Я никогда сюда уже не вернусь, – подумала она. – Никогда».

Но ничего не почувствовала, а на выдавливание сантиментов времени не оставалось.

Ей еще надо подготовиться к сегодняшнему вечеру.

Джейн постучала к Питеру в дверь.

– Войдите, – ответил он.

По случаю кануна Самайна, последнего дня, когда еще можно что-либо изменить, Питер надел костюм с золотым отливом, чтобы в очередной раз проверить, как он сидит. Гвен отбыла в город на праздничный банкет. Все только о нем и говорили: там будет шампанское, будут речи, а для оргии, которая завершит празднество, зарезервирован люкс в отеле. Поэтому Питер пребывал в одиночестве.

Сердце Джейн рванулось к нему: он был так худ и бледен, ну в точности забитый ребенок, которому не хватает человеческого тепла. На крышке комода лежал серп. Джейн отвела взгляд.

– Я принесла вино. Мне подумалось – может, стаканчик-другой облегчит тебе сегодняшний вечер.

– Спасибо, – смущенно ответил он. – Это так мило с твоей стороны.

– De nada[6].

Кувшин и сумочку она поставила на пол. В сумочке находился минимум вещей, которые могут ей понадобиться, если все получится: зубная щетка, каменная фигурка Матери и смена белья.

– Где у тебя стаканы?

Питер отправился в ванную и вышел через минуту без пиджака и с двумя высокими стаканами.

– Эти подойдут?

– Более чем, – заверила она его.

Джейн выждала, пока стакан Питера почти опустел, и наполнила его заново. Под ложечкой сосало, но она должна была спросить.

– Питер, – сказала она, – ты правда девственник? – Вдруг это какая-то ужасная ошибка; может, она что-то не так поняла?

Питер кивнул.

– Богине не нужен подержанный товар. – Он сделал большой глоток. – Тебя в последнее время не было видно.

– Мы с Гвен… ну… короче, поссорились. Я… э-э… обнаружила, что она использует тебя в качестве грехотерпца. – Его лицо окаменело и побелело еще сильнее, и она быстро добавила: – Не она мне говорила, я сама вычислила.

– Что ж, я буду тебе очень признателен, если это останется между нами, хорошо?

Она тронула его за плечо.

– Эй! Ты же знаешь, я бы никогда не сделала ничего подобного.

Он вскинул голову, чтобы посмотреть на нее, и уронил ее обратно, нервно кивнув. И снова наполнил себе стакан.

– Питер? Можно личный вопрос? Понимаешь, я на самом деле… то есть это не… – Она вспыхнула. – Чем именно занимается грехотерпец?

Голова Питера вновь взметнулась, и Джейн увидела потрясенные, непроницаемые глаза лесного зверя. На мгновение Питер замер. Но внезапно взорвался смехом и рухнул от хохота на кровать. Он смеялся так заливисто и так долго, что Джейн начала за него тревожиться. Но вскоре бедняга пришел в себя и сел обратно. Напряжение покинуло его.

– С тобой такого не бывает, что, если кто-то тебе сделает плохо, ты пнешь собаку и тебе полегчает?

– Нет.

Питер повесил голову.

– Вообще-то, у меня тоже такого ни разу не было. Просто я это знаю по разговорам. Так вот, что-то похожее Гвен проделывает со мной. Ей выдали специальный ритуальный нож и книжечку с рунами. Но обычно она пользуется простым лезвием.

– Питер!

– Нет, правда, без крови ничего бы не вышло. Я покажу шрамы.

Он начал расстегивать рубашку. С координацией после выпитого у него было уже не очень, и Джейн потянулась ему помочь. Поскольку сама она тоже была пьяна, возникла заминка. Наконец, смеясь, они стянули рубашку через голову. Питер повернулся, и Джейн увидела, что вся его спина покрыта вырезанными лезвием рунами, строка за строкой, – не тело, а книга боли. Некоторые еще свежие и покрыты корочкой запекшейся крови, остальные белые и гладкие. Джейн узнала аккуратный почерк Гвен.