Прошли времена, когда на столе Крамеров красовался рождественский кабанчик. Зато был большой пирог с мясом, испеченный в виде кабаньей головы. Были ещё белые силезские колбаски вайсвурст, фаршированная щука, каравай белого хлеба, овечий сыр, квашеная капуста и мочёные яблоки. В честь праздника кроме пива выставили кувшин мозельского вина. На десерт мать испекла пряники в меду и заморозила сладкий творог.

Сели за стол. Отец в честь Рождества прочитал молитву «На помощь и защиту», потом, благодаря Бога за угощение, все хором прочитали короткую молитву «Перед едой». Глава семьи взял нож, разрезал пирог. Мать разложила куски по тарелкам. Она обратилась к мужу:

– Вам какой кусок положить?

Хенни всегда обращалась к мужу на Вы и всегда уточняла насчет порции, иначе глава семьи обязательно придирался к предложенному куску. Когда же старший Крамер был не в настроении, уточнение тоже не всегда гарантировало отсутствие недовольства:

– Ты что, дура, сама не соображаешь? Конечно из середины, где начинки больше!

Потом ели молча. Из всей семьи только у Карла было праздничное настроение, и он решил поднять его окружающим. Вернее, Генриху, так как от родителей взрыва бурного веселья он и не ожидал:

– Представляете, на площади давали представление на библейские сюжеты про Рождество, так Свен Келлер, тот, что привозит муку в пекарню господину Бодуану, уже хорошенечко отметив праздник, полез на сцену, чтобы предупредить Христа-младенца о будущем предательстве Иуды. Его стал увещевать монах из Ордена, да так громко, что все подумали, что это – часть представления и очень смеялись. А Жак, сын того самого Бодуана, дружок нашего Генричека, такую мессу шутейную отслужил, животики от смеха надорвёшь!

Несмотря на все усилия Карла, атмосфера за столом и не думала улучшаться. Мать, Хенни Крамер, вообще была женщиной тихой и кроткой. Она даже ходила, опустив голову, только изредка поднимая пугливые глаза на мужа. Говорила только по необходимости. Когда мать смотрела на мальчиков, её грустный взгляд наполнялся теплом, в уголках глаз появлялись морщинки, придавая выражению лица лёгкий намёк на улыбку. Хенни любила, когда муж был занят в конторе, прийти в комнату сыновей и просто немного посидеть, глядя на них.

Отто Крамер взял Хенни из села ещё в четырнадцать лет служанкой. Ему к тому времени уже минуло тридцать лет. Хотя семья девочки жила бедно, дома её любили, она была весёлой и задорной. В пятнадцать лет у Хенни был первый выкидыш. Когда ей было шестнадцать, Отто, любивший простые решения и не хотевший озадачивать себя поисками жены, обвенчался со служанкой. Они потеряли еще троих детей. Муж говорил, что это из-за того, что Ханни – грешница и нещадно бил её за это. Ханни не могла понять, за какие грехи её наказывают Бог и муж, но истово молилась. Наконец, появился Карл. Отец в старшем сыне души не чаял. У Хенни появилась надежда. Она думала, что в семью пришел мир и покой. Потом родился Буссо. Он прожил всего годик и умер от скарлатины. К тому времени войны стали потихоньку стихать и начались проблемы в меняльном деле. Отто снова стал мрачным, как будто устал радоваться жизни. Рождения Генриха он, казалось, не заметил вовсе.

Чем хуже шли дела в конторе, тем реже приходило к Отто Крамеру хорошее настроение. Да и эти моменты замечали далеко не все. Только Хенни, тело которой немного отдыхало от тычков, щипков и побоев. Некоторое подобие улыбки, а иногда и незамысловатую шутку отец дарил только старшему сыну. С ним обсуждал дела, давал поручения, оставлял за себя в конторе. С Генрихом общался редко, по необходимости. Занимаясь большую часть своего времени в школе или гуляя с друзьями, Генрих редко занимался делами семьи. Карл пытался исправить это положение. Он всеми силами пытался наладить семейное дело, и в этом ему нужен был помощник. Да и с братом всегда веселее. Старший брат давал младшему мелкие поручения, учил заполнять книги, объяснял стоимость монет. Генрих уже начал разобраться, как вести себя с разными клиентами, кто за обол